Книга Низость - Хелен Уолш

— Те чо?

Интонации у нее сердитые и, как всегда, простецкие.

— Это я, Милли. Помнишь?

Силуэт у окна воровато косится через плечо, потом высовывается снова. Волосы у нее зализаны назад, подчеркивая плебейскую выпуклость ее скул и дикие черные глаза. Она тоньше и красивее, чем я ее запомнила. Моя вульва безумно хочет, чтоб она ее потрогала.

— Милли к нам пришла, так? Короче, ты уебываешь отсюда, как там тебя ни зовут. Живо!

— Ой, да брось, пусти меня, ладно? Холодно, что пиздец!

— Ты плохо слушала, дитеооонок? Я пиздец занята.

— Так занята, что откажешься провести ночь со своей любимой клиенткой?

В окнах наверху дрожат и раздвигаются шторы, настырные физиономии приличной публики таращатся на меня.

— Я те по-хорошему сказала, подруга. Теперь попиздовала отседова, ясно — оставь нас в покое.

Она захлопывает окно. Я запускаю еще один камень. Он отскакивает и глухо бумкает о дорогу. Швыряю еще, и на сей раз окно вздрагивает от удара. Она опять возникает в дверях, в халате. Том самом, что надевала я. У нее вместо глаз сплошные белки, они смотрят внутрь черепа. Мое нахальство резко теряет обороты.

— Прости, — говорю я, — просто я хотела узнать, может тебе нужно немного общения. Нам не надо ничего делать. Мы бы просто покурили или в этом роде.

Но она не догоняет. Ее голова начинает трястись как у припадочной. ОК, одна последняя попытка, и я сваливаю, я отстану и довольствуюсь журналом. Пробую уболтать ее шутками.

— Вообще-то могла бы хоть это для меня сделать, после того как наградила меня триппером.

— Иди-ка ты, шоб тебя, на хуй отседова, а то я те ебало раскрою на хуй.

Она подрывается вперед, я разворачиваюсь и бегу. Бегу и бегу. Мимо ошарашенной съемочной группы, вниз по Кэтрин-стрит, через Аппер-Парламент-стрит, углубляясь в расползшиеся пригороды Токстифа.

Джеми

Совсем она с катушек слетела, вообще. Не знаю, чего на эту девушку накатило — реально не знаю, ё. Типа того, что она не в состоянии расслабиться, не хочет, чтоб все шло как идет, без напрягов. У нас был трудный период, мы съездили в Уэльс, все устаканили, так? Мы как бы после поездки стали сильнее, чем были до. Так что это типа открытое приглашение для мисс на хуй О’Рейлли на случай, если кто из нас лопухнется и решит, что она классная, нормальная девчонка и прочее, с кем можно дружить и прочее, поржать и в случае чего доверять — ебала она все это дело. Она элементарно выкинет чего-нибудь не в тему. Я? Хорошая девочка, добрая, искренняя — ни хуя! Я вам устрою! Затащу бедного ребенка в сортир, буду по-свински ее лапать у вас перед носом, если вдруг кто из вас решит, что слишком хорошо нас знает. Все, меня ниибацца достало, ё. У меня есть свои приоритеты, и к ним не относится носиться с малышом Милли, ежели она затребует немного внимания. Больше не собираюсь из-за нее выворачиваться наизнанку. Пусть сама как хочет. Finito.

ГЛАВА 8

Милли

У Токстифа десятки лиц, и самое мое любимое это то, что показывается сразу после полуночи. Улицы молчаливы, и с них исчезает опасность, они чуть сдобрены подвыпившими старичками, радостно ковыляющими домой — позволяя жизни естественно утекать от них, достойно и аристократично. Даже кучки уличных пацанов, что сбиваются под фонарями, словно светлячки, кажутся мирными и безмятежными. Все предчувствие насилия и опасности покинуло их тело, оставив их ссутулившимися и бездумными. Токстиф спит.

Я топаю по тротуару и плаваю в том, что меня окружает. Папу много лет тревожило то, что эти убогие улицы не вызывают у меня страха, но ничего с этим не поделаешь. Я не могу бояться, когда знаю, что ничто плохое мне здесь не угрожает. Я знаю это.

Я засовываю руку в карман, вылавливаю кокос, заряжаю по ноздре с ногтя и закуриваю сигарету. Окидываю назад голову и выдыхаю в иссиня-черный свод, мерцающий каруселью звезд.

Легкий порыв ветра швыряет мне под ноги газету, она несколько мгновений хлопает там, потом улетает прочь от меня. Время идет. Закуриваю еще одну.

Рыгающее черное такси нарушает мертвую тишину, останавливаясь выгрузить пассажиров. Силуэты стоят и совещаются между собой, затем они рванули через дорогу и пропали. Такси срывается с места так же стремительно, как остановилось, описывает поворот, и его проглатывает ночь. Токстиф снова беззвучен. Я заряжаю по ноздре еще раз, запечатлеваю в памяти ночное небо и продолжаю свой путь.

К тому времени, как я добираюсь до Смиртдауна, у меня заканчиваются сигареты, поэтому я нацеливаюсь в круглосуточный. Вереницы студенток чапают домой, морды красные, треплются, робко хихикают в этой своей дурацкой студенческой манере. Они заскакивают в фаст-фуд-заведения и выскакивают оттуда словно ошалелые летучие мыши, а в это время на тротуаре стайки девчонок-подростков в спортивных штанах и пижамах, причем некоторые не старше десяти лет, подстерегают одиноких прохожих.

Очередь в магазин вытянулась аж до дороги. В ней студенты, хулиганские мальчишки, торопящиеся таксисты, но больше всего там девочек-подростков с трагично умудренными жизнью лицами, чего не скажешь про их тела. Я подхожу к самому началу и сую пятерку в руку молоденького сомалийца. Химия внедрила в меня непоколебимую уверенность, что он не слиняет с денежкой.

— Возьми нам двадцать «Мальборо Лайтс», будь другом, пожалуйста.

Он сердито хмурится, но денежку берет. Жду его у стен и строю глазки какой-то прыщавой проститутке — кожа да кости, глаза мутные, зато губы и грудь все еще полные и вызывающие. Из-под майки с опушкой выглядывает напрягшийся сосок, провоцирующий в моей пизде трепет.

— Эй, подруга, — каркает она, дергая соседку. — Одолжи нам фунт до дома доехать и все такое?

Призрак не готов к тому, что происходит дальше.

— У меня есть идея получше, — сияю я улыбкой. — Я угощу тебя выпивкой, если хочешь.

Что-то непонятное сверкнуло в ее мутных глазах.

— Чо?

— Можно забуриться в «Джэлонс», который через дорогу, поприкалываться, пожрать чего-нибудь. Не против? Давай — будет круто.

У нее отваливается челюсть.

— Пиздишь?

— Нет! Я интересуюсь, ты не против сходить выпить. Тебе решать. Мои ребята меня опрокинули. И скажу тебе абсолютно честно, меня реально ломает идти домой. Только что выяснилась, что мой старый парень, оказывается… да не важно. Зачем мне тебя грузить. Но пошли сходим, ты как думаешь?

— Охуела, — перебивает она. — Совсем с дуба ниибацца рухнула.

Теперь она встала на ноги, ест меня своими остекленевшими глазами. Осознание, что она вот-вот съебет, вгоняет меня в панику. Мне неохота домой. Мне хочется, чтоб вечер тянулся вечно.

— О К — я тебе заплачу, — шепчу я. — Сколько скажешь, столько заплачу. Давай, можно пойти в парк, ты и я. Я тебе сделаю приятно.