Книга Владелец кинотеатра - Андрей Быстров

— Почему бы и нет?

— В самом деле. Но разве не странно, что этот ряд имеет продолжение?

— Какое продолжение? Ради всего святого, Аркадий…

— Первое — это ламаджи. Второе — лиджонг. Третье…

— Третье?

— «Зерцало магистериума».

Ланге сел в кресло — там, где стоял, напротив Горского.

— Ради всего святого, Аркадий, — повторил он, — объясни, что это означает…

— Сначала ты мне объясни. Было это до смерти отца Павла. Значит, ты уже тогда о чем-то догадывался?

— Нет, клянусь тебе!

— Ну что же, — кивнул Горский, — клятвам я верю… Понимаю, случайное совпадение, и нет тут никакой связи. Напрасно я это все ворошил. Пожалуй, заберу свою папку, да и пойду…

Он сделал вид, что встает, и Ланге удержал его импульсивным движением руки.

— Хорошо, ты выиграл…

— Да? — Горский усмехнулся. — Есть все-таки связь?

— Не знаю. До того анонимного письма я слыхом не слыхивал ни о каком «Зерцале магистериума». Не считая предсмертной записки брата, но она… Неужели ты способен поверить, что я знал или догадывался о грозящей брату опасности и ничего не сделал?

— Нет, — сказал Горский серьезно, — в это я поверить не способен. А вот в то, что ты меня обманул…

— Я не обманывал тебя!

— Нет так нет, — вздохнул писатель. — Ты искал лиджонг для оранжереи.

— Не для оранжереи, но…

— Ага! Куда-то мы, во всяком случае, продвинулись.

Приложив руку ко лбу, Ланге просидел так с минуту.

— Аркадий, давай сделаем вот как. Ты расскажешь мне, что тебе удалось выяснить, а потом я расскажу, откуда взялся лиджонг.

— Почему не наоборот?

— Потому что твои сведения, возможно, помогут мне что-то правильнее понять…

— А если нет?

— Если нет, все равно расскажу.

— Идет, — Горский хлопнул себя ладонью по колену, дотянулся до папки и принялся развязывать тесемки.

29.

— Нелегко мне пришлось, — сказал Горский, поглаживая уже развязанную, но еще не раскрытую папку. — Где я только не искал, включая библиотеку Императорской Академии, кого только не расспрашивал… Собственно, поначалу я не слишком упирался. Просто хотел взглянуть, что это такое, моего и твоего интереса ради. Только когда убедился, что нигде ничего нет, вот тут меня заело… Что же это такое, думаю, неужели я… Но ладно, не в этом суть дела. А в том, что добрался я до одной частной библиотеки — владелец просил не упоминать его имени — и обнаружил в ней прелюбопытнейший документ…

— Ты что же, — перебил его Ланге, — так и листал все подряд, в поисках лиджонга или ламаджи?

— Нет, конечно. Это сам владелец вспомнил, когда я с ним разговорился.

— И что за документ?

— Рукопись, датированная 1732-м годом. Автор — Петр Семенович Корженевский, участник экспедиции Бажанова. Тебе о чем-нибудь говорят эти имена?

— И о Корженевском, и о Бажанове слышу впервые.

— А с историей освоения северных морей до открытия Аляски ты хорошо знаком?

— Неплохо! Кое-что читал, увлекался… — Ланге с улыбкой процитировал по памяти. — «Когда с помощью Божией в показанное место в вояж вступите и прибудете, старайтесь иметь договор, которые товары потребны в России, также какие в его областях товары из России надобно суть, и как можно трудитесь, чтобы между обеих сторон произвести к пользе благополучную коммерцию».

— Что это?

— Как раз одно из наставлений будущему открывателю Аляски… Витусу Берингу. Если не ошибаюсь, это открытие было сделано в 1741-м году, верно?

— Верно. Но до него, даже до его первых плаваний, еще при жизни Петра Великого, была снаряжена другая экспедиция. Петра интересовало, существует ли северо-восточный проход, можно ли плавать из Архангельска в Индию и Китай? Соединяются Азия и Америка или разделены проливом? Вот этот вопрос был поставлен перед экспедицией Бажанова. На двух пакетботах она вышла из Авачинской бухты летом 1720-го года…

— Об экспедиции Бажанова я ничего не читал.

— Неудивительно. Экспедиция потерпела полную неудачу, и вскоре о ней забыли.

— Кто был Бажанов?

— Капитан-командор, выпускник Морской Академии. Для нас это не так важно, Бажанов нас мало интересует. Куда важнее для нас другое имя в экспедиции — Федор Брагин…

— Не Корженевский?

— Он тоже, но главным образом Брагин. Кстати, это была личность и сама по себе интереснейшая. Самородный талант, наподобие Ломоносова. Учился в Москве, потом в Гейдельберге и Сорбонне. Полиглот, энциклопедист. Мечтал создать универсальную науку, где сошлись бы все области человеческого знания…

— Странно…

— Что странно?

— Такой человек должен быть известен не меньше, чем Ломоносов. А между тем…

— Ты все поймешь, когда мы дойдем до рукописи Корженевского. Вот это воистину странный документ!

— И он здесь… В твоей папке?

— Не совсем.

— Как это — не совсем? — удивился Ланге.

— Видишь ли, Александр… Рукопись очень сильно повреждена. Она пострадала и от скверных условий хранения до того, как попала в ту частную библиотеку, и от усилий доморощенных реставраторов. На многих страницах трудно что-нибудь разобрать. Прибавь к этому еще и манеру изложения, порой весьма туманную… В папке — моя реконструкция этого документа. Хорошо сохранившиеся фрагменты я переписал, а вот остальное пришлось восстанавливать по крупицам… И кое-что, уж прости, домысливать. Но эти места у меня отмечены особо. Ты сам прочтешь, или хочешь, чтобы я рассказал?

— Лучше расскажи, а потом я прочту.

Писатель кивнул и раскрыл папку.

— Я буду сверяться. Так вот, как тебе уже известно, экспедиция Бажанова вышла на двух кораблях — это были построенные в Охотске пакетботы «Добрая Надежда» и «Святой Николай». Федор Брагин сам настоял на участии в ней… А вот кандидатуру Корженевского, астронома и рудознатца, предложила адмиралтейств-коллегия по представлению Академии Наук. Корженевский был в экспедиции кем-то вроде адъюнкта, помощника Брагина. Бажанов шел почти тем же путем, что позже повторили Беринг и Чириков. Под пятидесятым градусом северной широты, в сильном тумане, корабли потеряли друг друга из вида. О судьбе «Святого Николая» ничего не известно — во всяком случае, Корженевскому. А «Добрая Надежда», на борту которой находились Бажанов, Брагин и сам Корженевский, продолжила плавание на северо-восток. В конце июля были замечены признаки близкой земли — ветки деревьев в море, береговые утки, тюлени. Вскоре «Добрая Надежда» оказалась в виду высокого берега. Сплошные утесы, и высадится было негде… В поисках удобного места Бажанов обошел этот остров кругом и обнаружил тесную бухту, но войти туда не сумел. Ночью разразилась страшная буря, и корабль разбился о скалы. Спаслись только Брагин, Корженевский, боцман и трое матросов. Каким-то чудом им удалось выбраться на берег.