Книга Мир не меч - Татьяна Апраксина

Красиво.

Что должно твориться в голове у человека, который пытается все это уничтожить?

Вопросов куда больше, чем ответов. Мы знаем, где она, знаем, что собой представляет, точнее – как ее узнать. Больше не знаем ничего. Достаточно ли этого, чтобы действовать? И если да – что делать? Найти и убить, сказал бы Кира. Я, пожалуй, согласна с ним. Чем бы она ни была – едва ли это существо, пришедшее нам на смену. Городу нет нужды посылать такую вот девочку-убийцу, достаточно просто выбросить нас из числа Смотрителей. Такое уже бывало. Тот, кто плохо справляется со своими обязанностями, методично отказывается от них год за годом, вдруг бесследно пропадает. Его или ее потом встречают – на нижних завесах; и, кажется, это проходит без всяких последствий. Просто становишься одним из людей Города.

Логика Города неисповедима, но то, что все действия Белой Девы санкционированы им, мне кажется наименее вероятным. Что ж, даже если это и так – нам просто не удастся бороться с ней. Город будет подставлять столько подножек, сколько понадобится, чтобы мы успокоились. Значит, остается пробовать бороться. Делай что должен – случится чему суждено, говорили древние. И важнее для меня первая половина девиза.

Судя по всему, деве помогают тенники. Или по крайней мере кто-то обучил ее некоторым магическим приемам, и она оказалась хорошей ученицей. По словам Киры, сторонники у нее нашлись. Непонятно только, куда девались все тенники с инициирующей – искаженной – завесы. Разбежались? Вот так все сразу и по команде? Одного мы видели – это подобие живого существа, смертельно испуганное и умирающее. Но он из обитающих здесь. А те, что жили на искаженной завесе? С ними что стало?

Я опять смотрю в окно. По подоконнику пляшут фонтанчики воды. Ливень разгулялся не на шутку, но по улицам все равно идут люди – под зонтами и в ярких дождевиках, а кто посмелее – и без защиты. Здесь невозможно простудиться и заболеть – разве что нужно очень захотеть. На всю верхнюю завесу – одна-единственная больница, да и та работает не в полную силу. Больница – дело Витки.

Вспоминаю ее в бассейне – в шали поверх белого халата, как всегда, серьезную и внимательную. Даже на искаженной она не слишком сильно изменилась. Она не так уж давно в Городе – пришла последней, несколько лет назад. Но уже трудно представить время, когда ее не было вовсе.

Мы с ней любим забраться куда-нибудь в укромный уголок, пить чай с медом, который она приносит в большом термосе, и болтать о Городе. Сплетен не разводим – ни я, ни она не понимаем, в чем такое уж удовольствие в перемывании костей знакомым. Чаще она рассказывает – о своих пациентах, о молоденьких тенниках из верхних, которые ходят к ней учиться. С ней уютно и тепло.

А теперь она – на искаженной завесе. Зачем она-то понадобилась нашей писательнице?

Вопросы, вопросы, вопросы – голова идет кругом, и нет ни одной версии, которая сложила бы все мои обрывочные знания в мозаику, хотя бы в часть мозаики. Смотрю на спящего Киру – вот кому сейчас хорошо: ему снится что-то приятное, и вовсе не волнуют загадки и недоразумения. Словно уловив мою завистливую мысль, Кира резко открывает глаза, вновь зажмуривается, трясет головой.

– Доброе утро! – улыбаюсь я.

– Не очень-то оно доброе. Сделаешь чаю или кофе?

– Вам чаю в постель или кофе в чашку?

– Не грузи, – отмахивается он. – Чего угодно…

Иду на кухню, нахожу там турку, лоток с песком и молотый кофе. Не сказала бы, что умение варить этот напиток входит в число пяти дел, которые я умею лучше прочих, но и гадостью сваренный мной кофе еще не называли. Надеюсь, и в этот раз не промахнусь. Кира приползает на запах – именно приползает, он идет с видом каторжника, к ногам которого привязано пушечное ядро, и горбится.

– Что с тобой такое? – обнимаю его я.

– Не обращай внимания, проснулся позже, чем хотел. Теперь голова болит.

Я наливаю Кире кофе в большую фарфоровую кружку, добавляю столовую ложку коньяка; себе бросаю пару пакетиков зеленого чая в такую же и заливаю кипятком. Кофе я не люблю, и как у меня получается варить его, не пробуя, – не знаю сама. Должно быть, все дело в том, что мне нравится запах, но неприятен вкус.

Пока Кира пьет, я пересказываю ему свои соображения и задаю возникшие вопросы. Кира в основном пожимает плечами, крутя кружку в руках и рассматривая узоры гущи на стенках.

– Почему бы нам не встретиться с теми, кто за эту самую деву? – предлагаю я.

Кира вяло кивает и по-прежнему молчит. Я искренне надеюсь, что все дело только в том, что он плохо себя чувствует спросонок. Мне не по себе – но я знаю, с чем это связано. Сейчас я единственный Смотритель на этом уровне, и на мои плечи ложится вся нагрузка по поддержанию структуры Города. Ем я, сплю, гуляю или занимаюсь любовью – часть моего мозга отдана Городу. Но хотя это и очень большая часть, я никогда не воспринимаю, что происходит и как именно ее использует Город, иначе, должно быть, сошла бы с ума.

– Ну что ты молчишь? – Я теряю последние остатки терпения и начинаю дергаться.

– Я думаю, – разглядывает кофейную гущу Кира. – Я знаю парочку проповедников, которые без умолку твердят о пришествии великой и могучей. И еще я знаю, что староста нижних не раз приглашал их к себе. Мне это не нравится…

– Что-то я ничего не понимаю. – Я с досадой стучу кружкой об стол. – Является какая-то идиотка, перекореживает одну из завес, вредит Смотрителям, вообще начинает убивать… и кому-то это нравится? Кто-то готов ей помогать?!

– Тэри, ты как маленькая… среди тенников половина пойдет за тем, кто предложит избавить Город от людей и придумает, как это сделать. А другая половина не будет мешать, хотя и будет громко осуждать насильственные меры.

– А ты в какой половине?

– А я сижу здесь, с тобой, и думаю, как этому помешать, – солнечно улыбается Кира.

– Ренегат, да?

– Типа того…

Мы смеемся, сплетаем пальцы и радуемся друг другу, и от того, что над всеми нами нависла угроза гибели, радость кажется вдвое, втрое ценнее. Кто-нибудь мог бы назвать это пиром во время чумы, но мне всегда казалось, что паниковать и впадать в отчаяние – самое последнее дело. Тот, кто сумеет сохранить бодрость и улыбку на губах, всегда найдет выход из той ситуации, в которой отчаявшийся смирится и погибнет, искренне веря, что все пропало. А даже если и не найдет – мне лично приятнее умирать с улыбкой.

– Ну что, ренегат, – пойдем к вашим фанатикам?

– Не думаю, что там тебя встретят с распростертыми объятиями, – качает головой Кира. – Лучше останься здесь.

– Нет уж. В конце концов – есть и право Смотрителя. Да и должок за старостой нижних еще остался.

– Ты про ту его девочку?

– Угу, про нее самую. Мы ее втроем с Виткой и Ликом собирали буквально по частям. И собрали.

– Не знал, что ты в этом участвовала.