Книга Холодная нефть с горячим запахом крови - Владимир Контровский

— Зачем же топиться? — адмирал слегка улыбнулся (впервые за всё время разговора). — Пойдём в море — в дальний поход. Лодки-то наши по военному времени в полной боевой.

— Куда? — недоумённо спросил командир "Кашалота". — И зачем?

— На север. Тем же путём, каким не раз приходили сюда, только в обратную сторону. Думаю, князь Александр Холодный примет нас под крыло. А зачем пойдём — затем, что там, за Уралом, — русская земля, и наши корабли очень ей пригодятся. Придёт время, и мы — а не мы, так сыны наши, — сюда вернёмся, и проводим гостей незваных пинком под зад. Вот такое моё слово, капитаны.

— Накроют нас в Чукотском море, как пескарей в луже, — задумчиво проговорил один из офицеров. — Мелкое оно, это море.

— Лужа эта сверху ледком подёрнута, — возразил командующий, — пескарей в ней не разглядишь. И некому нас там накрывать — не те времена. А что до риска — на то мы и люди военные. Но топить самим, а тем более сдавать врагу исправные боевые корабли никак нельзя — это преступление воинское. Командир "Варяга" это хорошо знал.

— Семьи…

— Что семьи?

— У многих офицеров здесь семьи, воевода, — командир "Петропавловска" взялся за краешек стола, и адмирал видел, как у него побелели костяшки пальцев. — Что будет с ними? Как бы не отыгрались на них самураи за то, что мы увели у них из-под носа атомные лодки. И как люди пойдут в море, зная, что расстаются с жёнами навсегда, да ещё оставляют их на милость врага?

Воцарилось тяжёлое молчание.

— Думал я об этом, — спокойно сказал командующий. — Семьи отправим самолётами в Анадырь — есть такая возможность, летуны из Елизово не откажут. А оттуда через Певек и Тикси — на Мурманск. Долетят: так далеко на север пилоты богдыхана не забираются. Там уже владения сибирских князей, а с ними ссориться ханьцам не с руки. А жён помоложе, тех возьмём на борт, я не возражаю. И мужьям веселее будет, — адмирал снова улыбнулся.

— Опасное дело… А ну как с боем прорываться придётся?

— Настоящая жена, — веско возразил воевода, — пойдёт за мужем не только под воду, но и в огонь. И последнее: сомневающихся моряков заменим — у нас половина субмарин на приколе, какая по ветхости, какая разоружёна, какая город греет реакторами. В море пойдут только добровольцы, даже если будет некомплект, — ясен приказ? Всё, товарищи офицеры, дискуссия закончена. Времени у нас в обрез: на всё про всё двадцать четыре часа.

Из бухты Крашенинникова вышли на прорыв пять атомоходов — это было всё, что осталось от некогда мощной подводной эскадры Камчатской флотилии разнородных сил. Первой из Авачинской губы выскользнула многоцелевая АПЛ "Кашалот" — выскользнула, и тут же погрузилась, ушла на перископную глубину, чутко вслушиваясь акустикой в шумы моря. За ней последовал подводный крейсер "Томск", несущий на борту двадцать четыре крылатые ракеты "гранит". Третьим вышел стратегический ракетоносец "Петропавловск-Камчатский" — ветеран флота, последний "кальмар" русского флота, отслуживший полвека. Многие сомневались, стоит ли "старику" идти в поход — его однотипный собрат "Георгий Победоносец" давно уже использовался как плавучая атомная электростанция, а все прочие их ровесники окончили жизнь под газовыми резаками у разделочных пирсов. Но воевода был непреклонен: ядерные боеголовки "Петропавловска" были слишком грозной силой, чтобы ею пренебрегать. И словно желая доказать всем — и самому себе, — что старый конь борозды не испортит, командующий сам пошёл на "Петропавловске", сделав его флагманом эскадры прорыва. За "Петропавловском" шёл крейсер "Челябинск", а замыкала строй многоцелевая субмарина "Магадан", родная сестра "Кашалота". Не хватало "Самары", взорванной на верфи в Большом Камне, и пришлось оставить крейсер "Иркутск" — корабль был не на ходу, и его должны были затопить на внешнем рейде, предварительно подорвав механизмы. Ещё пять камчатских атомоходов боевой ценности уже не имели, доживая свой век у отстойных причалов, однако морской воевода приказал затопить и их, чтобы не тешить самураев даже символическими трофеями.

Сутки, оставшиеся до выхода в море, старый моряк провёл без сна — слишком многое надо было успеть сделать. И приходилось держаться настороже: от князя Алексея, узнавшего о "мятеже воевод", можно было ждать любой пакости, начиная от нападения княжеских дружинников на Вилючинск, где жили семьи моряков, и кончая засылкой наёмных убийц к вождям "мятежников". Однако обошлось — морские пехотинцы взяли под надёжную охрану базу флота, а вскоре князю стало не до взбунтовавшихся офицеров. Содержание его беседы с японским агентом стало известно в городе, и перепуганная "камчатская лиса" поспешно стянула к своей резиденции все верные ему части, прячась за спинами солдат и то пытаясь убедить людей, что всё это клевета и злобный навет, то разъясняя, что отдаться под власть микадо — это для камчадалов единственный разумный выход.

Сам выход в море прошёл гладко, хотя и был тягостным — и для тех, кто уходил, и для тех, кто оставался на берегу. В экипажах лодок появилось немало новых лиц — часть офицеров отказались идти в море (в основном из-за того, что их жёны с детьми побоялись лететь на Чукотку, а потом через всю Сибирь в полную неизвестность). Их не осуждали — не дай бог никому делать жестокий выбор между любовью и честью — их заменили офицерами-добровольцами с "Иркутска" и "консервов". На траверзе бухты Завойко, где базировались сторожевики, подводники смотрели в оба глаза: стало известно, что князь Алексей в полном отчаянии отдал приказ атаковать "бунтовщиков" торпедами на выходе. Приказ этот был заведомо невыполнимым (вероятно, это понимал и сам князь) — из бухты Завойко никто не вышел, и только прожектор передал на флагман эскадры прорыва прощальную светограмму "Доброго пути!".

В Авачинском заливе лодки погрузились, развернулись под водой и легли на нужный курс. Адмирал оставался в центральном посту "Петропавловска", пока командир корабля не доложил ему, что акустический горизонт чист. И только после этого старый воевода прошёл в свою каюту, лёг и мгновенно уснул, как только щека его коснулась ткани подушки.

Пять русских атомоходов эскадры прорыва шли в Берингово море.

Противник заявил о себе на следующий день, когда соединение адмирала Родионова оставило позади Командорские острова и, казалось бы, затерялось в океанских просторах. Но морской воевода был острожен и опытен — он постарался обеспечить свою эскадру хотя бы минимальной разведкой.

Из Петропавловска на Чукотку перелетели два дальних противолодочных самолёта "Ту-142". Анадырьский князь Аким, подумав, не стал обострять отношений с камчадалами и предоставил лётчикам топливо из стратегических запасов, ещё со времён "холодной войны" сберегавшихся в огромном противоатомном хранилище "Портал" неподалёку от аэродрома Угольный. Два самолёта — это ничтожно мало для просторов Берингова моря (тем более что в воздухе постоянно находился только один из них), однако по закону случайности (которых не бывает) патрульный "медведь", описывая над морем широкую дугу с радиусом четыреста миль, обнаружил к северу от Алеутских островов соединение крупных боевых кораблей.