Книга Сплетающие сеть - Виталий Гладкий

Удивительная девушка. Отчаянная, бескомпромиссная, напористая и в то же время хитрая, по-змеиному гибкая, обладающая способностью мгновенно менять ориентацию и ускользать из расставленных ловушек.

Опасная особа…

Так размышлял я, сидя над удочками на своем самом заповедном месте. Это была узкая длинная коса, напоминающая огромный коготь ископаемой птицы. Ее начало терялось в камышах, произрастающих из топи. Поэтому пробраться на косу без опасений за свою жизнь мог лишь человек, которому была хорошо известна ведущая туда единственная тропа.

Конечно, к косе можно подплыть. Но лодки деревенских стариков давно пришли в негодность. Их никто не ремонтировал, не конопатил, а потому они годились разве что на дрова.

У меня тоже была лодка. Но в отличном состоянии. Мне продал ее Зосима – не без задней мысли: и деньги получил, как с куста, и за лодкой есть кому ухаживать, и в любое время он мог использовать ее для личных нужд.

Я потратил две недели, чтобы собственноручно привести ее в порядок. С лодки я ловил рыбу покрупнее – когда на меня находил такой стих. А это случалось редко.

Обычно мне хватало той мелочи, которую я брал без особых усилий, прямо с берега. Впрочем, мелочью карасей с ладонь длиной назвать было трудно.

Свою лодку я держал на косе, в камышах. Не рассохнется, всегда под рукой и главное – хорошо спрятана от чужих нескромных глаз.

Иногда я переправлялся на другой берег. Но только для того, чтобы изучить местность. Вдруг эти знания когда-нибудь пригодятся.

Сегодня песчаную косу для рыбной ловли я выбрал не случайно. Мне хотелось побыть наедине со своими мыслями и в полной безопасности. Я не думал, что наблюдатели (вдруг они по-прежнему следят за мной) еще раз сунутся в камыши, не зная брода. Если они, конечно, не полные идиоты.

Меня нельзя было увидеть с берега, так как коса поросла деревьями и кустами. Я сидел в тени на окоренном топляке. В свое время я выволок его на берег и приспособил под скамью. На удивление, клев был отменным, несмотря на полуденные часы.

Но меня волновали совсем иные проблемы, нежели заполнение садка. Все операции, сопровождающие рыбную ловлю, я проделывал чисто механически. Мои мысли витали в немыслимых далях…

Домой я вернулся, когда стемнело. Рыба лежала в садке уже готовой к жарке. Как-то поначалу я занялся потрошением и чисткой улова в избе. И после этого выгребал рыбью чешую из комнаты почти месяц. Все это время чешуйки появлялись в самых неожиданных местах, даже в постели.

Избу обыскивали. Я это понял сразу, как только переступил порог. Обыскивали вполне квалифицированно, но не настолько чисто, чтобы я не смог это определить.

После недавних событий я начал ставить заметы. Не стану их перечислять, однако смею уверить, что даже мышь не сможет пробежать по избе, не оставив видимых следов. Для меня видимых, но не для тех, кто пытался их не оставлять.

Вот гады, подумал я беззлобно. Ну что можно было найти в избе? Деньги и документы я держал в сейфе, который сейчас "сторожила" Каролина, а ружье взял на рыбалку, завернув его в кусок старого пледа (чтобы не бросалось в глаза). Остальное я считал барахлом.

Оружие я прихватил с собой на всякий случай, когда распрощался с Пал Палычем. Его сообщение о наглых и любопытных сверх всякой меры незнакомцах еще раз напомнило мне, что даже в деревне, средь бела дня, меня могут настичь большие неприятности. Я не хотел, чтобы меня захватили врасплох и взяли тепленьким, голыми руками.

У меня начало произрастать твердое убеждение, что вокруг нашего "острова" сплетается сеть. Возможно, я ошибался: сеть была гораздо больших размеров. Не суть важно. Мне не хотелось попадаться даже в маленький сачок. Но кто эти мастера по ловушкам? И что им, черт побери, нужно!?

Нет ответа, нет ответа… Мой компьютер в голове явно был не в состоянии решить эту задачу.

Я не стал мешкать и принялся готовить ужин: сварил уху и поджарил рыбу с разными специями, но уже без приевшейся сметанной заливки; так сказать, для разнообразия. Мне рыбные блюда нравились и никогда не приедались, чего я не мог гарантировать в отношении Каролины.

Впрочем, меня ее гастрономические вкусы в данный момент волновали мало. Пусть ест, что дают. Я не подписывался снабжать затворницу разнообразной и вкусной едой.

Я стряпал и напряженно размышлял. При этом мимолетом отметил, что если так пойдет и дальше, – в смысле усиленной работы мозгами – то у меня есть шанс стать великим мыслителем, почти Спинозой.

Значит, за мной по-прежнему ведется достаточно серьезное наблюдение. И теперь оно перешло во вторую фазу, когда к объекту подходят вплотную, не особо волнуясь, что он заметит слежку. Ну, а третья фаза обычно начинается и заканчивается одновременно. Это когда вступает в дело группа захвата.

Кто? Неужели люди Усольцева? Нет, не похоже. Он не мог не отреагировать на гибель своего оперативника в трясине. Это было бы чересчур. У милиционеров нет такой психологической закалки.

Она нарабатывается годами, в специальных учреждениях. Человек должен научиться отключать эмоции от сознания, что неимоверно трудно. Каменная маска вместо лица бывает только в книгах. На самом деле опытный физиономист может заметить волнение по биению жилки на виске, по суженным или расширенным зрачкам, по капельке пота, как будто без видимых причин появившейся на челе.

Значит, бойцы Ильхана, чтоб его?.. А если нет? Если топтунов интересует не Каролина, а моя светлая незапятнанная личность?

От таких мыслей мне мгновенно стало не по себе. Дела давно минувших дней? Или меня вычислили кавказцы, которые облюбовали найденное мною зимовье? И теперь ждут удобного момента, чтобы спрятать концы в воду? В прямом смысле этого слова.

Да, брат, попал ты в переделку… Нужно что-то делать. Иначе будет поздно. Гадать можно до бесконечности, но толку с этого мало. Хуже нет сидеть на бочке с порохом и теряться в догадках – подожжен фитиль или нет?

В такой ситуации даже самый твердокаменный человек теряет уверенность в своих силах и возможностях. А что тогда говорить обо мне, праздном прожигателе жизни, размягченном дачными прелестями до состояния примитивного обывателя…

Я понял, что сюрпризы продолжаются, едва спустился по ступенькам в погреб. Устроившие обыск открыть дубовую дверь погреба вряд ли смогли бы, так как замок был настоящим чудом, сотворенным кустаремодиночкой, притом в далекие времена, – скорее всего, в годы первых пятилеток. Большой увесистый ключ поражал вычурностью и сложностью бородки. Теперь такие не делают.

Обычно ключ от погреба я хранил в сенцах, на притолоке, в специальном углублении, закрытом планкой.

Найти его как будто и не трудно, но только не горожанину, незнакомому с маленькими крестьянскими хитростями. Притолока с внутренней стороны входной двери являлась последним местом, где неискушенный в сельских реалиях человек искал бы тайник.