Книга Третье пророчество - Олег Вакуловский

Как это обычно бывает в такие судьбоносные для державы моменты, начальники тут же припомнили друг другу все понесенные ими за последние четыре десятилетия личные обиды от конкурентов по общей борьбе, и дело приняло уже совсем принципиальный оборот. Пока священное пламя войны полыхало в высоких кабинетах, а высокие коридоры сотрясали незаметные для обычного глаза взрывы, пока назревали тектонического характера кадровые перестановки и организационные выводы, наиболее активные и наименее полезные бойцы совершенно невидимого фронта готовились использовать внезапно открывшиеся возможности для решения давно стоявших перед ними карьерных задач. Многие аналитики вовсе забросили свою рутинную скучную работу и занимались только тем, что вычисляли тактические и стратегические изменения, которые со дня на день должны были произойти на ключевых постах, вспоминали, кто с кем был дружен и кто когда кого чем обидел. Из чего тут же делались жизненно важные выводы о том, кто теперь займет какое кресло, а кто и вовсе потеряет все, что только можно потерять.

Для резидентур иностранных разведок в Москве настали горячие времена. Резиденты понимали, что у их русских коллег по тайному оружию происходит что-то очень и очень серьезное, но совершенно не понимали, что именно, а потому страшно разволновались и усилили боевое шпионское дежурство в российской столице. Закрытые линии связи перегревались, шефы из-за рубежа требовали немедленных отчетов и внятных данных о происходящем, а рапортовать было совершенно нечего – режим секретности у русских явно в эти дни зашкаливал. Давно завербованные агенты боялись выходить на связь и делали вид, что не помнят, что их вообще когда-то вербовали. Обстановка удручала своей непредсказуемостью.

Только в самый последний момент волна этого грандиозного скандала натолкнулась вдруг на непреодолимое даже для нее препятствие и тут же спала – с той же скоростью, с какой и поднялась. В самый решающий момент самого ответственного разговора в одном из самых важных кабинетов трем самым большим начальникам, имена двух из которых можно будет раскрыть только лет через пятьдесят, а третьего – и вовсе через сто (и это еще в лучшем случае), стало вдруг понятно, что за тревожный колокольчик в Тутаеве дернул совершенно, можно сказать, посторонний человек, не дававший ни одной подписки, не служивший ни в одном из ведомств, которые они здесь представляли. Это было страшное известие. Легче, наверное, было перенести сейчас даже новость о марсианском нашествии на закрома Госрезерва.

– Как же так? – только и выдохнули полушепотом все три генерала и испуганно посмотрели на четвертого – самого главного среди них, имя которого вообще никогда нельзя будет раскрывать – даже через тысячу лет.

– А вот так, – просто ответил им этот четвертый и посмотрел куда-то наверх, под потолок.

Генералы сразу поняли, что в Тутаев ездил человек далеко не случайный, а если уж он тронул за какую там веревочку, то вопрос этот был согласован.

– Прямо вот на таком уровне? – ужаснулся один из генералов.

– Еще выше, – значительно сказал самый старший, и генерал побледнел. Все четверо перевели взгляд на единственный портрет, висевший на стене, и со стороны могло показаться, что в этот момент все они произносят про себя одну и ту же неслышную, но очень важную молитву.

* * *

Отголоски этого страшного скандала до самого Потоцкого, который тогда еще был Воронцовым, впрочем, так и не дошли, если не считать того, что при следующей встрече его пожилой знакомый из одного закрытого учреждения угрожающе помахал перед его носом пальцем и насмешливо произнес:

– Больше так не хулигань!

– Не понял! – искренне удивился тот.

– В Тутаев ездил? – строго спросил знакомый.

– Ездил.

– По адресу ходил?

– Ходил.

– Ну вот и не хулигань, – подвел к логической черте собеседник.

– Что-то я не понимаю, – нахохлился тогда Воронцов. – Мне поручили эту девицу искать или нет?

– Поручили, поручили... Тут, Саня, конечно, моя недоработка, – глубоко вздохнул знакомый. – Надо было тебя кое о чем сначала предупредить.

Вот тут-то все потихонечку и начало проясняться. Или, вернее будет сказать, еще больше запутываться.

* * *

Девушка, проходящая по всем установочным данным как Людмила Волкова, родившаяся в городе Тутаеве Ярославской области в 1980 году, действительно умерла от неизлечимой болезни, когда ей было шестнадцать лет. И уже потом в одном учреждении решили, что покойная вовсе не обидится, если ее биографические данные после смерти еще послужат родине. Вопрос этот, конечно, с кем надо согласовали, и с некоторых пор семья покойной Люды Волковой стала получать не очень большую, зато постоянную прибавку ко всем положенным пенсиям. И потому, как только неизвестный столичный мужчина через десять лет после смерти Люды вдруг поинтересовался у ее отца тем, как бы ее разыскать, отец покойной немедленно позвонил по давно хранящемуся в заметном местечке телефонному номеру и честно рассказал об этом визите. Зачем и кому это могло бы понадобиться, он не знал, да и, откровенно сказать, было ему это совсем не интересно.

* * *

Разница в возрасте у них была совсем небольшая – она была старше тутаевской девочки всего на год. Ее настоящего имени уже никто не знает. Даже если бы кто и захотел, так теперь бы уже все равно не смог узнать, как, впрочем, и она сама. Людмилой Волковой ее стали называть через пару лет после того, как умерла та самая девочка в Тутаеве. До этого – все годы обучения в специальном закрытом интернате, о существовании которого никогда не было сведений во всех органах народного образования Российской Федерации, – ее называли только именем. Совсем теперь не важно, каким именно. Фамилии у нее за все время обучения не было – как не было фамилии ни у кого из тех, с кем вместе она училась. Были только код подразделения и номер войсковой части, под которым скрывался этот интернат. Хотя до этого были у нее и фамилия и имя, конечно, были, только скорее всего тоже ненастоящие. Первые месяцы она жила в Сибири – в больнице, в которой и родилась, а потом уже оказалась в детском доме недалеко от Иркутска.

Лет с семи, когда в детском доме начались занятия по школьной программе, в ней быстро заметили особенные способности. IQ не то что в российских детских домах – в российских школах никто никогда не считал, но учителям сразу стало понятно, что развитие интеллекта у девочки происходит почти пугающими темпами. Никаких паранормальных дарований у девочки не наблюдалось, если только не считать, что ее достижения в области математики сами по себе были паранормальными. Через год – в нарушение всех правил – ее отправили на региональную математическую олимпиаду, где девочка легко обошла своих соперников, которые были старше ее как минимум лет на пять – на шесть. Приглашенные на олимпиаду математические авторитеты профессорского и академического ранга немедленно заинтересовались совсем юным феноменом и были крайне разочарованы через год, когда на той же региональной олимпиаде не обнаружили ее имя в списках участников.