Книга Грязные игры - Фридрих Незнанский

Он был в бешенстве. Его любимое детище хок­кейная команда, практически погибла! Причем, на­верняка катастрофа подстроена. Если не хуже... Иначе как объяснить тот факт, что Бородин сидел за рулем? Нет, конечно, это очередная атака.

Глупо, глупо, глупо! — воскликнул он, обра­щаясь к Статуе Свободы, маячащей в голубой дым­ке за гигантским окном, заменяющим собой одну из стен. — Угробить машину для печатания денег! Дураки!

Однако Норд прекрасно понимал, что его про­тивники далеко не дураки. И что ставки в этой игре неизмеримо больше, чем то, что ему удалось зара­ботать с помощью команды. Хотя и для него это было далеко не основным заработком.

Норд распечатал новую пачку сигарет и поломал три штуки, прежде чем ему удалось вытащить не­поврежденную. Он закурил и тут же закашлялся.

Эх, если бы он находился в Москве! Может, тог­да удалось бы что-нибудь предпринять. Или разуз­нать подробности. Хотя, скорее всего, было уже поздно. Слишком поздно...

«Норд», как известно, в переводе означает «се­вер». А в Астрахани, где Валера Мунипов провел свое детство и отрочество, нордом называли силь­ный холодный ветер с моря. То есть дувший с про­тивоположной стороны света, а именно с юга. Объяс­нить этот парадокс никто не брался. Ну Норд и Норд, какая разница.

Подобные вопросы никогда не занимали Валеру. У него были другие заботы.

Например, рост. То ли мать его недокормила в детстве морковкой, то ли по какой генетической при­чине — только в семье Муниповых, где все в общем-то обладали нормальным средним ростом, Ва­лера уродился каким-то плюгавым.

Ты мой маленький, — говорила ему мать, и все вокруг понимали эту сакраментальную фразу буквально.

Клоп! — называл его старший брат, а потом, что было особенно обидно, и младший, Жора, ко­нечно, когда подрос.

Шпингалет, — дразнили его в классе маль­чишки. А девочки-акселератки, похоже, вообще не замечали вертящегося где-то под ногами Валеру. Да и лица его они сверху не видели — только копну черных, как антрацит, жестких волос.

Отец — капитан ВВС — совсем ничего не гово­рил, только грустно поглядывал на неудавшегося отпрыска...

В таких условиях люди часто получают душев­ные травмы, у них развивается комплекс неполно­ценности, они замыкаются. Иногда постоянные на­смешки окружающих приводят даже к суициду.

Но с Валерой Муниповым ничего такого не про­изошло. Он даже не стал самоутверждаться, пить литрами морковный сок, часами висеть на турнике или носить высокие каблуки. Он не стал никому ни­чего доказывать. Он просто-напросто как-то раз на перемене взял особенно приставучего обидчика за шиворот и пояс и выбросил в окно. Это был первый этаж, а внизу находилась куча песка, так что тот не пострадал. Но зрелище разбиваемого окна, летящих вниз осколков и особенно дикий взгляд Валеры из- под черных бровей навсегда запомнились всем при­сутствующим. С тех пор Мунипова зауважали.

Он не стремился стать лидером — статус этот ча­сто оказывается хлопотным и обременительным. Он не входил ни в одну из школьных компаний, ни в одну уличную банду, каких в Астрахани полно, у Мунипова практически не было друзей. Но везде его принимали как своего — может, потому, что, только лишь взглянув в его глаза, каждый пони­мал, что это не пешка и не «шестерка». Это лич­ность, с которой нужно быть поосторожнее.

Личность, которая может быть опасной.

После окончания школы Валера некоторое вре­мя болтался без дела, а потом загремел в армию. В самый первый день, когда Мунипов приехал в учеб­ку, к нему вразвалку подошел Волоха — гроза всех новобранцев. Валера как раз отдыхал с дороги на своей койке.

Так, шибздик, — сказал Волоха, — быстро встал и пошел мыть пол в клозете.

Валера даже не повернул голову.

Эй, ты что, глухой?

Ответа не было.

Ага, — радостно засучил рукав гимнастерки Волоха. — Щас я тебе...

Волоха даже не понял, что произошло дальше. Только через секунду он валялся в проходе между койками, безуспешно пытаясь восстановить дыха­ние. А над ним стоял Мунипов и смотрел. Так смот­рел, что по коже мурашки бежали. Наблюдавшие эту сцену «деды» почему-то отказались вечером де­лать ему «темную».

Так Валера Мунипов удостоился чрезвычайно ред­кого в армии титула — «дед со дня призыва». Этот статус давал многие преимущества, которыми, впро­чем, Мунипов почти не пользовался. Он никогда ничего не требовал, не ругался и не колотил «чер­паков». Только лишь посмотрев на него, в его чер­ные зрачки, они сами отправлялись делать все, что нужно.

Вернувшись из армии, Валера не пошел в инсти­тут — корпеть над учебниками казалось ему бес­смысленным.

Вместо этого он решил заняться икрой.

Черная икра в Астрахани примерно то же самое, что пуховые платки в Оренбурге, стекло в Гусь-Хрус- тальном или охотничье (а сейчас уже и все осталь­ное) оружие в Туле. Половина населения города заня­та производством и сбытом. Причем так было всегда. И даже во времена юности Валеры Мунипова.

«Заняться икрой» для астраханца означало бла­гополучие, уважение, машину, домик на дачном уча­стке и, учитывая тотальный дефицит продуктов на излете брежневских времен, хорошее питание вза­мен опостылевшей примерно так же, как таможен­нику Верещагину из «Белого солнца пустыни», икры.

В икорном бизнесе сама по себе сложилась жест­кая иерархия. Где-то — впрочем, всем известно, где именно, — обитали короли черной икры. Их никто не видел, но, проезжая в переполненном «уазике» мимо высокого глухого забора с чем-то мраморным, возвышавшимся над ним, люди многозначительно переглядывались. Здесь обитал король. Один из двух или трех на всю Астрахань.

При икорном короле, разумеется, были свои икор­ные придворные, икорные герцоги, бароны, икор­ная гвардия и, конечно, икорная чернь. Последний, самый, разумеется, многочисленный отряд занимал­ся добычей икры, ее фасовкой и доставкой в другие города. А самые привилегированные даже ездили за границу.

Валера сразу понял, что ездить по бескрайним просторам СССР с сумками, набитыми плоскими жестяными банками, он не будет. Он пошел прямо к одному из астраханских икорных баронов и убе­дил его, что он, Валера Мунипов, может наладить сбыт икры в Москве. Как это ему удалось — неиз­вестно. Только через три дня он вместе с двумя под­ручными (которые и несли те самые сумки) сел в поезд Астрахань — Москва. Добавим к слову, что в столице ему бывать еще ни разу не доводилось.

Коммерсантом Валера оказался отменным. Че­рез два дня все триста двухсотпятидесятиграммовых банок черной икры были распространены среди постоянно нервных и озабоченных директоров мос­ковских ресторанов. Подручные с сумками, наби­тыми московским дефицитом, отбыли обратно.

Ну и конечно, заработав с первого захода неплохие деньги, Валера решил погулять в столице. И так ему это понравилось, что не стал он возвращаться в гряз­ную, пропахшую рыбьей чешуей Астрахань, а решил остаться в белокаменной. Понравилась Валере она ре­шительно всем — и просторными улицами, и неви­данными посольскими иномарками, и веселыми строй­ными девушками в ресторанах, и докторской колбасой для всеобщего потребления в универсамах. Ничего этого в родном городе не было, да и не могло быть. Кроме пресловутой черной икры, разумеется.