Книга Крутые перевалы - Семен Яковлевич Побережник

став пассажиром, быстро утомляешься от поездки, мечтаешь поскорее выбраться из душного кузова машины и подальше удрать от выхлопных газов, проникающих на пассажирские места...

Немало я исколесил в Испании дорог. Если бы спидометр моего трофейного «форда» мог точно показать, сколько километров я наездил по каменистой, выжженной жарким солнцем и огнем войны земле, то, вероятно, цифра была бы весьма внушительной.

Скольких только известных людей довелось возить! Мысленно перечисляю и одновременно проверяю память — не ослабла ли она за эти годы. Моими пассажирами, кроме Пабло Фрица, были генерал Лукач, Морис Торез, Луиджи Лонго, Долорес Ибаррури, Пабло Неруда, Илья Эренбург, Михаил Кольцов, Роман Кармен...

Приходилось не раз встречаться и иногда возить многих военных советников, отлично говоривших по-русски, — Вольтера, Купера, Петровича, Клебера, Дугласа, Малино, Павлито и других, носивших испанские, французские, немецкие, болгарские фамилии[16]. Память сохранила и немало боевых эпизодов.

...Как-то наш «форд», поскрипывая рессорами на разбитой дороге, двигался к наблюдательному пункту. В небе завывали «юнкерсы» и «фиаты». Тяжело вздрагивала земля под разрывами бомб. Плотный, словно спрессованный, воздух давил на нас. Бой шел совсем недалеко. Слышны были пулеметные очереди. Вдруг впереди мы почти одновременно увидели танк Т‑26. Странно! Вихляя, он шел нам навстречу, словно удирал с поля боя. Пабло Фриц приказал мне остановить машину и почти бегом пустился к нему.

Все выяснилось, когда танк остановился возле медпункта, находившегося почти рядом, в лесу. Поднялась крышка башни, и из нее тяжело вылез механик-танкист. Мы ужаснулись его вида: весь комбинезон в крови, левая рука до самого плеча оторвана...

Несмотря на такое страшное ранение, русский волонтер держал себя героически. Завели его в медпункт. Впрочем, он довольно твердо шел сам, без посторонней помощи. А там только студенты-медики Мадридского университета, работающие фельдшерами. Разыскали врача и оказали раненому первую помощь, сделали тугую перевязку, остановили хлещущую кровь.

Пабло Фриц приказал танкисту остаться в медпункте, но тот удивленно взглянул на командира, не имевшего никаких знаков различия, и сказал:

— Идет бой! Там мои товарищи. Враг атакует! У меня есть еще одна рука, — и направился к своей машине...

Почти на каждом участке фронта интербригадовцы показывали образцы мужества и отваги, самопожертвования. Они воевали смело, изобретательно, по-суворовски: не числом — мы уступали в численности врагу, — а умением. Отлично, например, сражалась рота русских волонтеров, прибывших из Франции. Там они работали поварами, лакеями, шоферами, полотерами, сторожами, как и многие другие эмигранты, некогда покинувшие свою родину. В боях с фашистами на фронтах Испании отвоевывали право стать гражданами новой России. Эмигранты сформировали отдельную роту и заняли оборону на реке Хараме.

Пабло Фриц впервые увидел, как дралась эта рота, в которой насчитывалось около ста шестидесяти человек. Как ни пытался враг выбить их с занимаемой позиции, ему не удалось ничего сделать. Рота держалась стойко. Пабло Фриц потом рассказывал, как он, случайно, очень близко познакомился с одним соотечественником.

— Приходит ко мне медик-интербригадовец и говорит: «Товарищ Фриц, у нас на медпункте лежит русский волонтер. Он тяжело ранен, просит зайти к нему». Этот солдат был из той отдельной роты.

Я коммунист, он — бывший белогвардеец. И такая неожиданная встреча в далекой Испании. В одном строю. В одном бою. Против одного общего врага. Как быть? Идти ли к нему? На мгновение представил себя на его месте. Смертельно раненный, одинокий, без родных, без родины. И я пошел к нему.

Передо мной неподвижно лежал бледный, с красивыми чертами лица человек. Он умирал. И только голубые молящие глаза и лицо говорили о его волнении, «Я знаю, кто вы, прошептал он, задыхаясь. Сделал долгую паузу и еле слышно добавил: — Я покинул родину и сломал свою жизнь... Своей смертью в Испании хочу искупить вину молодости. Жаль, что никогда не увижу больше родной земли».

То были его последние слова...

Старый автобус между тем увозил нас все дальше и дальше из страны с лазоревым, а теперь задымленным войной небом, из страны, ставшей близкой людям многих национальностей.

Солидарность. Мы часто произносим это слово, не всегда задумываясь над его глубочайшим смыслом. Кто побывал в Испании в те огненные годы, тот хорошо понял, что собой представляет классовая рабочая солидарность, какая сила заключена в ней.

Манифестацией подлинного пролетарского интернационализма назвала Долорес Ибаррури помощь волонтеров. «Они пришли в Испанию, — говорила Пассионария, — по доброй воле, чтобы сражаться на нашей стороне, а если нужно — умереть за наше дело».

На фронтах Испании сражалось около тридцати пяти тысяч волонтеров свободы. Почти седьмая часть их погибла...

«No pasaran!» Они не пройдут! Эти слова, как клятва, звучали повсюду. Они стали девизом каждого батальона, каждой роты, которые сражались на испанской земле. С ним на устах шли в атаку под Гвадаррамой и Сомосьеррой бойцы немецкого батальона имени Эрнста Тельмана. С ним громили врага волонтеры итальянского батальона имени Джузеппе Гарибальди и отдельная рота русских соотечественников на реке Хараме. Этот лозунг вдохновлял бойцов польского батальона имени Домбровского и добровольцев французского батальона имени Парижской коммуны, волонтеров американского батальона имени Линкольна и батальона имени Чапаева, в котором было представлено более двух десятков национальностей.

Никогда не забыть нам испанского неба и опаленную огнем землю Уэски и Теруэля, где смело поднимались в атаку наши бойцы, покрасневшую от крови реку Хараму. Никогда не забыть нам и боевых товарищей — русских и украинцев, венгров и чехов, поляков и немцев, французов и американцев, навсегда оставшихся лежать в твердой, как базальтовый камень, земле, которую они пришли защищать как свою.

Здравствуй, Родина!

Без всяких приключений мы прибыли во Францию, пересев на границе в поезд. Здесь «испанцев» встретил представитель советского посольства и сопровождал до самого Парижа. В столице Франции нас поместили в фешенебельном отеле «Астория», где все блестело, сверкало и поэтому смущало вчерашних бойцов своей чистотой.

Должен признаться, что чувствовал я себя как-то необычно, не по себе. Вероятно, это объяснялось тем, что столько лет мне приходилось жить нелегально, все время быть настороже, опасаться ареста, а тут я законный постоялец в гостинице. Нет нужды теперь с опаской оглядываться по сторонам, с тревогой думать: не следит кто за тобой, не увязался ли «хвост».

Хотелось поскорее добраться домой. Мы набрались терпения и стали ждать в «Астории», пока в Гавр прибудет советский пароход, который доставит нас в Ленинград...

Сенсационная новость. Французская столица