Книга Позывной «Курсант» #2 - Павел Барчук

до конца понимая, правда, чьи это мысли. Судя по всему, мне сейчас не больше шести-семи лет. Чисто теоретически, если мы не в детском доме, то значит, комната находится в Коммуне. Больше деда нигде не носило.

Ок… Ладно… Рассуждаем дальше. Если я в Коммуне, то к чему она мне приснилась? Что такого значимого, кроме утопления, могло здесь произойти? Теоретически, вроде бы ничего. Но из прежних сновидений я выносил определённую информацию. Они были, в некотором роде, подсказкой. А теперь? Куда смотреть, на что обратить внимание?

— В жизни может быть даже то, чего быть не может. — Высказался отец с улыбкой. Ну, вот. Говорю же… Полный сюр. — Не всегда нужно верить глазам, Алеша. Иногда лучше смотреть сердцем. А сердце у тебя…

Он подался немного вперед, а затем положил ладонь мне на грудь. Слева. Туда, где находится вышеупомянутый орган.

— А сердце у тебя, сынок, правильное. Настоящее. Оно само разберется во всем.

Отец, отстранившись, улыбнулся.

— Ты пришел за мной? — Я снова повторил свой вопрос, а потом поднял выше руку, в которой была вазочка. Хотел показать ему. — Папа, подожди пожалуйста! Видишь, мороженое? Мне нужно быстрее его съесть. Иначе придут старшие и я буду вынужден драться. Понимаешь? Не хочу драться. Просто хочу съесть это мороженое. Оно такое же вкусное, как в Берлине. Ты покупал его мне…Вот там…

Я развернулся и ткнул ложечкой в стену. Упс…не в стену. Стены больше не было. Она исчезла, растворилась в воздухе. Часть комнаты пропала. Вместо нее появилась площадь. Та самая. Я уже видел ее во сне, когда мы с отцом сидели за столиком и к нам подходил Леонид. Это — Берлин.

Чертовски странный сон…

Кафешка по-прежнему находилась на положенном ей месте, только мы будто рассматривали ее с улицы. А точнее из комнаты…Черт…В общем просто со стороны.

— Да, Алеша. Помню…– Отец, как и я, пялился на заведение.

Единственное…там должна быть вывеска. Точно должна быть. А ее нет… Как же всё-таки называлось это кафе… Мы же так часто туда ходили. Я ведь не мог просто взять и забыть. Вернее, не я, а дед, конечно. Мне оно вообще незнакомо.

— Главное, чтоб и ты помнил. Это очень важно. — Отец оторвался от созерцания заведения и перевел взгляд на меня. — Алеша… Крыса нестрашна, когда ей есть, куда бежать. Но когда ее загоняют в угол, она становится смертельно опасной. Всегда оставляй крысе месте для побега…

Я хотел было поинтересоваться, при чем тут крыса, однако мое внимание привлекло какое-то постороннее движение. Я поймал его краем глаза.

Развернулся, посмотрел и…

— Вы издеваетесь? — Спросил вслух. Сам не знаю, у кого. Сон же. И спросил именно я.

Просто… там была стена с окном, а возле окна стоял Цыганков. Реально Цыганков. Он положил обе ладони на раму, а потом вообще высунул язык и провел им по стеклу. Оглянулся на меня через плечо. Усмехнулся. Мерзко так. Пакостно. Его лицо почему-то удивительно напоминало сейчас звериную мордочку. Вот только волосяного покрова и усов не хватало. А так — вылитая крыса.

— Удивительно вкусная шкура… С виду и не скажешь. С виду — контра контрой. — Сообщил мне Витюша и снова принялся облизывать окно.

Его язык выглядел подозрительно длинным и двигался с какой-то нечеловеческой скоростью. Полный треш, в общем.

Я попятился. Мне не было страшно. Мне было противно. Вид Цыганкова, который с энтузиазмом полировал языком стекло, вызывал чувство сильного отвращения и брезгливости.

Неожиданно спиной уткнулся во что-то. Вернее, даже в кого-то. Я отскочил и посмотрел на препятствие.

— Помни, сынок. — Отец погрозил пальцем. Именно он оказался на моем пути. — Крыса…

В этот момент возле ног что-то зашевелилось. Я опустил взгляд вниз и… Черт… Ну, да. Я заорал. Потому что весь пол напоминал живой, шевелящийся и попискивающий ковер. Крыс было много. Сотни, наверное. Тысячи. Они лезли друг на друга и при этом все одновременно пялились на меня. Я орал все сильнее и сильнее. Будто криком мог отпугнуть эту крысиную срань.

— Реутов! Реутов, в рот те ноги! Эй! Проснись!

Я открыл глаза, уставившись на заспанное лицо Подкидыша. Оно, правда, оказалось слишком близко. Поэтому я не только уставился, но и со всей дури залупил Ваньке в рожу. Не кулаком, к счастью. Раскрытой ладонью. Типа оплеуху отвесил.

— Эй! Ты охренел что ли⁈ — Подкидыша аж с кровати смело от моего удара.

Я матернулся и принял сидячее положение, пытаясь словиться с реальностью. Спальня Коммуны пропала, отец пропал, Цыганков и крысы — тоже. В предрассветном полумраке я видел родной, уже сильно мной любимый, барак. Сон закончился. Слава богу…

— Ты псих⁈ Умом совсем тронулся⁈ — Ванька сидел на полу, смешно раскидав в стороны ноги и потирая щеку.

— Вы чего там? — Раздался сонный голос Корчагина. — Уже вставать? Подъем? Млять… Поспать бы еще…

— Херём! А не подъём. — Выругался Подкидыш. — У Реутова совсем голова отключилась. Сначала орать начал. Я чуть не обосрался, честное слово. Думал, его режет кто-то А потом вообще, вон…Дерётся, сволочь…

Ванька показал пальцем на свое лицо, которое пострадало из-за моего внезапного пробуждения.

— Погодь… А вы чего так крепко дрыхли? — Подкидыш с подозрением уставился на Корчагина. — Только я, что ли, Реутова слышал? Охренеть… Вот точно нас всех пришьют, а ни один даже рожи не оторвет от постели. Разведчики херовы.

— Да что? — Корчагин приподнялся на локтях глядя в сторону Подкидыша, который начал вставать с пола. — Шипко своими часами вчера ушатал вусмерть. То левее, то правее. То не по красоте повесили. В человеке, говорит, все должно быть прекрасно. А часы при чем? А⁈ При чем часы то?

Матвей снова упал на подушку и попытался перевернуться на другой бок, чтоб благополучно вздремнуть оставшееся до подъёма время.

— Эй! Ты куда это? — Ванька подскочил к товарищу и резко сдёрнул одеяло. — Нук не хер спать! Мне тут оплеухи развешивают, а они дрыхнут без задних ног.

— Извини, Подкидыш…– Я потряс башкой, потом провел ладонями по лицу. Хотел скинуть противное ощущение, оставшееся после сна.

По телу бегали мурашки, каждая размером со слона. Внутри меня трясло. И сильно, очень сильно хотелось помыться. Что за херня это приключилась? Совсем не похоже на прежние видения. Прежние были настоящими воспоминаниями деда. Конкретные ситуации из детства