Книга Последний дракон - Йон Колфер

Пшик лежал лицом в овощной грядке, вонь навоза смешивалась с резким запахом кофейных зерен, поднимаясь от земли, и это все было очень хорошо. Пока земля не начала содрогаться и бурлить, словно что-то стремилось выбраться наружу. А этого уже быть не могло, если корень кипариса не решил сдвинуться – Хук такое уже видел, – или наружу не рвался ручей.

Хук скорее заинтересовался, чем забеспокоился, потому как чего ему бояться в корнях и болотной воде. Но амплитуда усилилась, и чтоб его черти драли, если из грязи не вылетела бледная рука, за которой последовало больше конечностей и вроде бы голова.

– Епт, – выругался Хук. – Куча зубов.

Таким было первое впечатление. И констебль не ошибся: чем бы сия штука ни была, зубов у нее оказалось целое множество, и они очень странно жужжали – чтобы представить, что такие могут сделать с телом, не нужно обладать богатой фантазией.

Хук решил вступить в переговоры.

– Эй! – крикнул он. – Придержи коней, дружок!

Но когда существо, чем бы оно ни было, упрямо продолжило продираться сквозь болотную грязь, констебль забил на дипломатию и пустил в ход дробовик.

– Верн! – взвыло болотное существо, но не успело ничего добавить – первый выстрел снес ему пол-лица. Челюсть, покачиваясь, повисла у грудины.

– Епт, – снова выругался Хук. – Это ты, Ваксмен? Не человек… и никогда им не был?

И прямо у него на глазах нижняя челюсть Ваксмена подскочила вверх, лоскуты кожи взвились к верхней челюсти в поисках воссоединения.

– Верн, – повторил Ваксмен, уже почти выбравшись из грязи. Рука его тянулась к Хуку – и отнюдь не дружелюбно, мол, кулачками стукнуться.

Все происходило так быстро, что Хук не успевал ни испугаться, ни продумать варианты действий, среди которых числился бы «использовать Ваксмена, чтобы как-нибудь добраться до Верна». Ваксмен – или что это была за херь – выбрался из дыры полностью; земля сваливалась с торса комьями, оставляя существо голым. За исключением треугольника ракушки.

– Епт, сынок, – присмотрелся Хук. – Это что, пицца?

Ваксмен, все еще пытаясь стряхнуть могильное оцепенение, не ответил.

«Так, выстрел в морду ни черта не помог», – сделал вывод Хук. Жаль, конечно, что нужно пристрелить старика, потому как чаще всего жизнь в байу чертовски уныла, а тут в кои-то веки нечто потрясающее творится.

«Папаша, я прозрел, – сообщил он призраку отца. – Это болото – вполне себе земля чудес».

Лицо Ваксмена продолжало самым натуральным образом лататься. Старый хрыч шаркнул вперед.

«Как зомби, – подумал Хук, потом исправился: – Не. Не как зомби. Эти когда-то были людьми. Старина Ваксмен определенно не человек».

– На колени, сынок, – скомандовал он тому, что вылезло из земли. – Руки за голову.

Чисто рефлекс – полицейской работой тут и не пахло.

«Все мы в одном болоте», – вдруг сообразил Хук.

Ваксмен то ли не услышал, то ли забил на приказы про колени и руки, и продолжал надвигаться, истекая из разорванного горла черной желчью.

Хук зарядил еще патрон, набрал воздуха для предупреждения, а потом передумал и пустил его на короткое:

– Да на хер.

И отстрелил Ваксмену левую ногу, от чего существо рухнуло в грязь рядом с Пшиком.

От агонии у Ваксмена должен был помутиться разум, однако он как будто малость прояснился.

– Мудак ты, Хук, – произнес Ваксмен, рывками переворачиваясь на спину. – Не на того могвая напал.

– Могвай, – сообразил Хук. – Так вот, с чем я тут беседую?

Ваксмен обшарил землю, нашел ногу и подтянул к обрубку, из которого тут же потянулась паутина новых сухожилий, сшивающих плоть заново.

– Вот жопа, – сказал Хук. – Только зря патроны трачу. Как нормальный человек ты не умрешь, да?

Ваксмен сосредоточился на ноге, словно исцелял ее силой мысли.

– Твоими игрушками меня не убить, Хук.

Ридженс достал нож-потрошитель.

– Ой, да ладно, мои игрушки тоже сойдут, Ваксмен.

Могвай воззрился на Хука золотыми глазами.

– Никого ты не убьешь, констебль. Как только нога прихватится, я тебя сожру, как, мать его, рака, высосу мозги прямиком из черепушки. Ни слитка из того золота южан ты не увидишь никогда.

«Золото южан? – подумал Хук. – Чем дальше, тем лучше».

Констебль присел на корточки.

– Епт, Ваксмен. Какой-то ты слишком бойкий для подстреленного.

Могвай кивнул на ногу.

– Это – пустяк. Ты ж вообще без понятия, как меня прикончить. Люди подостойнее твоего пытались.

– А может, тут и не нужен достойный, – заметил Хук. – Может, нужен дурной, а я уж точно из этих.

Хук не был уверен, однако ему показалось, что на этих словах старик Ваксмен сбледнул. Самую малость.

– Я бывал в переделках похуже, – заявил могвай. – И встречал народ похуже твоего. Думаешь, ты плохиш, сынок? Я видел плохишей, и тебе до них далеко. Я жрал плохишей и гадил ими по всему байу.

– Агась, – согласился Хук, – ты, конечно, весь из себя такой дерзкий, хотя лежишь и цепляешься за волшебную ножку, а на самом деле пытаешься тянуть время в надежде на чудо. Чуда не предвидится, старик. Для тебя предвидится только пустота.

И тут он попал в цель. Внушительная фразочка: «Предвидится только пустота». Уверенность Ваксмена буквально на глазах устремилась к нулю.

«Дай-ка придам процессу ускорения», – подумал Хук.

Он схватил ногу могвая и дернул, разрывая свежие сухожилия. Ваксмен вздрогнул, но упрямо не заорал.

– Любопытный трюк, – заметил констебль, когда к могваю опять потянулись новые щупальца. – Интересно, какой у тебя диапазон.

Хук швырнул ногу к реке и пронаблюдал, как жилы извивались и умирали.

– Думаю, меньше шести футов, – сочувственно произнес он. – Надо, что ли, записать.

– Я тебе на лбу ногтем запишу – «жмур», – отозвался могвай, но было ясно, что в свои же слова он верит мало.

– Конечно-конечно, сынок. А теперь послушай, как все случится на самом деле. Я прикончу тебя, Ваксмен. И ты как пить дать отправишься к праотцам. А когда я грохну тебя, следующий на очереди – твой дружок Верн. А после – мальчишка. Чистая правда, не больше, не меньше. Никто не верит, что конец настает, и ты, наверное, имеешь на то побольше права, чем многие, но твое времечко истекло, старик. Время истекло, и так устроен мир. А теперь посмотри мне в глаза и скажи, что все не так.

Ваксмен так и поступил. Он посмотрел в глаза Ридженса, и тот увидел лишь решимость.

«Ага, – подумал констебль. – Осознает».

Ваксмен сменил тактику и попытался воззвать к совести.