Книга Войны Миллигана - Дэниел Киз

К тому времени как Дороти Мур, мать Билли, позвонила и сказала, что планирует его навестить, аллен уже освоился в новой обстановке.

– Мэри спрашивает, можно ли ей приехать со мной.

Он пожал плечами:

– Мы уже попрощались.

– Она хочет переехать в Дейтон, чтобы быть ближе к тебе.

– Не стоит. Ей не стоит связывать со мной свое будущее.

– Ты должен сам ей это сказать. Ничего, если она приедет?

У него не хватило духу отказать.

ДНЕВНИК МЭРИ

Воскресенье, 23 ноября 1980 года

Через четыре дня после перевода Билли в Дейтон я поехала туда с его мамой. Приехали в час дня и пробыли до половины четвертого. С трудом нашли судебно-психиатрический центр, потому что он спрятан в низине за старыми корпусами областной больницы и окружен двойным забором высотой до верхнего этажа. Когда смотришь из окна, то обязательно – сквозь ограждение. Не так, как в Лиме, где здания отделены от забора широким газоном.

Входная дверь очень маленькая, в это узкое горлышко проходят по одному. Атмосфера неприветливая. Нас здесь явно не ждут. Билли вошел [в помещение для свиданий] через другую дверь. Сначала выглядел довольно унылым, и мать даже спросила про препараты. Он ответил, что пока ничего не принимает. Его бумаги из Лимы запаздывают, а здесь о нем ничего не знают и поэтому не дают элавил, прописанный в Лиме. Во время разговора он немного приободрился.

На нем была та же одежда, что и в прошлый вторник (он тогда отдал мне всю остальную одежду, которую я сегодня привезла). Сказал, что так в ней и ходит, потому что ничего казенного не выдали. Еще сказал, что с приезда все время «сидит в своей комнате». Здесь не топят, пол очень холодный, и Билли попросил раздобыть ему коврик.

Билл вроде бы слышал, что здешние врачи не верят в его диссоциативное расстройство и вообще не верят, что такое бывает. Директор Алан Фогель сказал маме Билли, что его будут лечить как одну личность, фиксируя его действия как действия одной личности, поскольку просто не знают, как обращаться с множественником.

– Мама думает, ты собираешься переехать сюда, – сказал он.

– А ты этого хочешь? – спросила я.

– Поступай, как знаешь.

По-моему, он хочет, чтобы я осталась, – спрашивал, когда я снова приду, – но боится на меня давить, как в начале сентября, чтобы не получилось, что он просит меня запереть себя в тюрьме и поломать себе жизнь, оставшись с ним…

Если он этого хочет, я перееду в Дейтон.

Он думает, что сюда дошли слухи из Лимы, потому что местный священник отвел его в больничную часовню, указал на кафедру и крест и подчеркнуто произнес:

– Не смей!

Видимо, Ленни проболтался про крест, ведь Билли уехал и ему это никак не повредит. Но Билли было жалко священника в Лиме – тот, наверно, расстроился, когда узнал, что возвращение кафедры и креста не было чудом.

2

Первые несколько недель настроение аллена колебалось между надеждой, что Дейтон лучше Лимы, и страхом, что надежда лопнет, как мыльный пузырь.

Сначала ему сказали, что разрешат заниматься живописью, но когда через несколько недель он пришел в изостудию, то не обнаружил ничего, кроме бумаги и цветных карандашей.

– И что мне тут делать? – спросил он санитара.

– Садитесь и рисуйте.

Он затосковал и снова сказал Мэри, что ей надо забыть его, вернуться к учебе и получить диплом. Это заведение было лучше Лимы только на первый взгляд.

К концу ноября количество пациентов увеличилось до двадцати трех, но условия существования и пища стали хуже. Кормили холодным картофельным пюре и сморщенными кусочками копченой колбасы без соли или перца. Сухие горошины катались по жестяному подносу, точно дробь. Еда в Лиме была несравнимо лучше.

Отчаяние сменилось возмущением, а затем злостью.

Когда протесты пациентов были проигнорированы, аллен сказал, что единственный способ чего-то добиться, – выступить единым фронтом.

– Напишем письмо, что начинаем голодовку и что сообщим в СМИ. Вот увидите, я смогу привлечь внимание журналистов.

Десятого декабря тысяча девятьсот восьмидесятого года «Колумбус ситизен джорнал» напечатала:

Голодная забастовка в Дейтоне. Миллиган «возмущен» условиями содержания.

Автор: Дуглас Бранстеттер

Во вторник несколько пациентов судебно-психиатрического центра в Дейтоне начали голодовку. Уильям С. Миллиган назвал условия содержания «ужасающими»…

Директор центра Алан Фогель заявил, что во вторник вечером направил в блок омбудсмена, чтобы тот выслушал жалобы пациентов. Он допускал, что недовольство пациентов имеет основания.

После того как материал попал в полуденный выпуск новостей местного телевидения, Алан Фогель пришел в блок.

– Слушай, Фогель, – сказал аллен, – не надо считать нас болванами. Если хочешь вести переговоры как с нормальными людьми, то давай сядем и спокойно поговорим. Твои ребята не посмели бы так обращаться с зэками – те давно перерезали бы им глотки, а трупы побросали бы в коридорах. Короче, если нам снова дадут свинячью еду, мы просто размажем ее по полу, чтобы у твоих санитаров появилось занятие. И чем дольше мы будем голодать, тем вреднее станем.

На следующее утро им подали теплый завтрак в термоупаковке, и аллен распорядился прекратить голодовку.

Фогель пробовал общаться с Миллиганом как с выразителем общественного мнения.

– Моя основная задача – терапия, а не тюремное заключение. Главные здесь – врачи, именно они отдают распоряжения охране. Разве нельзя найти какой-то мирный способ взаимодействия?

– Тебе надо чем-то занять пациентов, – ответил Миллиган. – У твоего библиотекаря два помощника, но совсем нет книг, только стопка журналов «Нэшнл джеографик». Займи больных чем-нибудь интересным. Они накачаны препаратами, поэтому не жди, что они будут сами себя развлекать. Не играй с огнем.

кевин высказался прямолинейнее:

– Отвали! Напридумывал правила и хочешь в них играть! Но имей в виду – мы надерем тебе задницу!

томми потребовал объяснить, почему отсутствует зоотерапия.

– В буклете сказано про зоотерапию. За что вы дерете деньги с налогоплательщиков?

Утром охранник принес целлофановый пакет с золотой рыбкой и бросил на пол.

– Вот тебе зоотерапия, Миллиган. И больше не вякай.

Это чуть не привело к бунту.

На следующий день охрана объявила, что отныне пациенты обязаны проводить большую часть дня в общем зале, а камеры будут на это время запираться.