Книга Зимняя битва - Жан-Клод Мурлева

– Прости меня.

– Да нет, за что прощать-то? Ты имеешь право быть счастливой. Я не завидую.

Взгляд Милены омрачился.

– Не думай, Хелен, что я счастлива. Я никогда уже не смогу быть счастливой – после того, как узнала, что они сделали с моей матерью. Боюсь, я так навсегда и останусь безутешной. Но это не мешает мне иногда радоваться. Вот сегодня, например, я рада. Рада, что у меня есть Барт, что я с тобой, рада идти туда, куда сейчас иду…

Когда Хелен на это только молча кивнула, Милена чуть отстранилась и взяла ее руки в свои:

– Хелен?

– Да?

– Милош жив, это точно. Я так больше не могу, чтоб тебе не говорить.

Хелен вздрогнула.

– Откуда ты знаешь?

– От Барта и господина Яна. Они в этом уверены.

– А они откуда знают?

– Они тебе сами объяснят. И потом, Барт говорит, если у Милоша есть хоть один шанс из двадцати, он выкарабкается. Барт его хорошо знает. Так что не теряй надежды.

– Мне бы вернуться с доктором Йозефом на час, всего на час раньше! – Хелен в бессильной ярости замотала головой. – На час бы раньше – и я бы его спасла! Я тоже, наверно, никогда не утешусь…

– Ты и так совершила невозможное. Идем-ка, а то опоздаем.

Девушки пошли дальше. Чуть выше по склону навстречу им попались две женщины, и Милена надвинула пониже на лицо капюшон своего пальто.

– А то примут еще меня за привидение!

– Ах да, правда. Ты в самом деле так похожа на мать? Ты видела какие-нибудь ее фотографии?

– Видела.

– Ну и?

– Ну, и это один к одному я, одетая и причесанная, как было принято двадцать пять лет назад! Дора мне даже подарила одну, где она держит на руках меня, совсем маленькую. Она такая красавица, вот увидишь.

В самом глухом квартале старого города на углу двух улиц возвышался обветшалого вида доходный дом. Девушки вошли в старомодный подъезд и стали подниматься по узкой, пахнущей воском лестнице.

– Куда ты меня ведешь? – спросила Хелен, когда они добрались до шестого и последнего этажа.

Милена, оставив ее вопрос без ответа, постучала в дверь, на которой не было ни фамилии, ни номера, и им открыла улыбающаяся Дора.

– Смотри-ка, ты нам публику привела?

– Не надо было?

– Конечно, надо. Правильно сделала. Заходи, Хелен, хорошо, что пришла. Кладите пальто вон туда, на кровать.

Впечатление было такое, словно они оказались в кукольном домике, только без куклы. Квартирка была тесная, обстановка самая скромная, а стены совершенно голые, только в гостиной к обоям криво прикноплен какой-то листок с нотами.

– Это партитура Шуберта, авторская запись, – сказала Дора, заметив взгляд Хелен.

– Репродукция?

– Нет, оригинал, написанный его собственной рукой. Можешь посмотреть.

Хелен подошла поближе, недоверчиво всматриваясь в скромный пожелтевший листок с нотами, словно наспех брошенными на линейки, в изящные арабески почерка композитора.

– Чернила… Прямо как будто сейчас написано… Даже не верится. Это ведь очень редкий документ, да?

– Редчайший, – усмехнулась Дора.

– А ты… я хочу сказать, это, наверно, ужасно ценная вещь…

– Если продать эту партитуру, можно купить весь дом. И соседний в придачу.

– А… А ты… ты не продаешь ее?

– Нет. Дура, да? Ты как считаешь?

– Не знаю… – пробормотала Хелен с невольной робостью.

– Она всегда была здесь. И пианино тоже. «Стейнвей», не абы что! Приходится только гадать, как его сюда втащили. Лестница слишком узкая, окна тоже. Неразрешимая тайна. И мне нравится, что это тайна. Моя любимая гипотеза – что ради него разбирали крышу.

– Ты всегда здесь жила, Дора?

– О нет! Здесь жила моя учительница музыки, сумасшедшая старуха, гениальная и совершенно невыносимая, которая заваривала гвоздику для ингаляций и швырялась в меня туфлями, когда я брала неправильную ноту. После ее смерти мне представилась возможность купить эту квартиру. Я тогда хорошо зарабатывала своей игрой. Мне казалось, это в порядке вещей. Я тогда не знала, что это был рай. Что такое рай, понимаешь только когда его утратишь, а что такое гнездо – когда из него выпадешь. Пошли попьем чаю, и за работу.

Хелен скинула сапоги, залезла с ногами в глубокое кресло и притихла. Дора уселась за пианино. Засучила рукава, тряхнула черными кудрями. Милена осталась стоять, положив руку на край клавиатуры, собранная, словно ей предстояло выступать в концерте. Белокурый ежик ее безжалостно остриженных волос лишь подчеркивал, в силу контраста, ангельскую красоту лица.

– Давай, Милена. Еще раз № 547.

– Хорошо. Я готова.

Дора мягко взяла первые аккорды, и, едва Милена открыла рот, вокруг нее сделалось то же, что всегда, когда она пела: сама природа воздуха и всех предметов преобразилась. У Хелен озноб прошел по коже.

Du holde Kunst, in wieviel grauen Stunden

Wo mich des Leben wilder Kreis umstricht

Hast du mein Herz…

– Торопишься, – прервала ее Дора, – торопишься на «Hast du». Еще раз сначала, пожалуйста.

Хелен ничего такого не заметила, на ее взгляд, Милена спела безупречно. Однако та послушно начала все сначала. Она преодолела препятствие, и Дора одобрительно кивнула: ну вот, можешь ведь… А ее улыбка означала: надо же, молодец, на лету схватываешь! Хелен ощутила совсем особенную гордость – так гордятся братом или сестрой, в чьем таланте давно уверены, когда те открывают этот талант миру. Ей вспомнился интернатский двор, где Милена когда-то пела для нее. Это казалось теперь чем-то очень далеким. Вспомнился и шутливый вопрос Паулы, толстухи утешительницы: «Как там твоя подруга Милена, ты по-прежнему ею восхищаешься?» Сейчас она восхищалась ею больше, чем когда-либо.

Еще Хелен не могла оторвать глаз от изуродованной правой руки Доры, бегающей по клавишам. Время от времени пианистке приходилось прерываться, чтоб дать ей отдых и помассировать разболевшуюся кисть.

– Квинту беру, а шире никак, а с большим пальцем – вообще привет горячий!

Для Хелен это была китайская грамота.

– По мне, так ничего не заметно, – сказала она, желая утешить Дору. – По-моему, наоборот, ты ужасно здорово играешь.

– Вот и видно, что ты ничего в этом не смыслишь! – рассмеялась Дора, махнув своей изувеченной рукой. – У меня-то полное ощущение, что я играю ногами!

Хелен ее смех показался чересчур веселым.

– А сохранились какие-нибудь записи Евы-Марии Бах? – поспешно спросила она.

– Да. У меня здесь есть одна, только Милена отказывается слушать.