Книга Матильда Кшесинская и любовные драмы русских балерин - Александра Шахмагонова

Великому князю Андрею Владимировичу Робен посоветовал отправиться на всю зиму в швейцарский курорт Санкт-Мориц, живописнейшее место на берегу высокогорного озера.

Матильда Кшесинская вспоминала:

«Андрей мне рассказывал, что доктора, которые в то же время были директорами санатории Рейхангаля, пришли в полное отчаяние, когда узнали, что из Мюнхена он больше к ним не вернётся. Это был их первый зимний сезон, на который они возлагали большие надежды, а его приезд служил им рекламой. Андрей был их первым и единственным в то время клиентом. Директор сам приехал в Мюнхен, чтобы уговорить Великую Княгиню не отсылать Андрея в Сен-Мориц, но она осталась непреклонной, тем более что профессор Робен, присутствовавший при этом разговоре, категорически настаивал на переезде туда».

Уговаривали те, кто скоро должен был стать непримиримыми врагами. Войны быстро меняют людей, особенно людей западных, которые имеют примитивный мыслительный аппарат. Это мы, русские, можем отличать врага с винтовкой от жителя враждебной страны без винтовки. Западные европейцы в большинстве своём этого не умеют. Они с лёгкостью убивают женщин, детей, стариков… В 1812 году, разоряя Москву, взрывая дома, «которые неможно истребить пламенем», они заодно заживо сожгли 15 тысяч русских раненых солдат и офицеров, которых оставили в Москве, полагая, что в город войдут люди, а вошли нелюди. Этот факт зафиксирован в европейских энциклопедических изданиях.

Ну а в Швейцарии всё было тихо. Там было тихо и на протяжении грядущей войны, да и той, что пришла через два с половиной десятилетия – самой жестокой и кровопролитной. Матильда вспоминала свой предвоенный приезд в Швейцарию с особым чувством, ведь это было самое последнее спокойное, мирное, счастливое – омрачённое лишь болезнью любимого человека – путешествие:

«Андрей меня встретил на вокзале в Сен-Морице, и мы в санях с парой лошадей и бубенцами покатили к гостинице Кульм, где он остановился и где приготовили для меня комнаты. Сен-Мориц сразу произвёл на меня чарующее впечатление: всё в глубоком снегу, солнце светит и греет, как летом, весь город как игрушечный, и все ходят в разноцветных фуфайках и шарфах, что придает картине веселый колорит. У нас с Андреем были прелестные комнаты, составляющие как бы отдельную квартиру с видом на каток и далекую долину. Первым долгом мы пошли с Андреем по магазинам обмундировывать меня по-зимнему: специальные ботинки, чтобы ходить в снегу, фуфайки, шарфы и вязаные шапочки и перчатки. Вещей этих было во всех магазинах вдоволь, на все вкусы и средства».

Матильде Кшесинской было уже сорок пять лет, но эта поездка вселила в неё молодость. Она готова была всё воспринимать как юная девица красная, она молодела на глазах. Да, собственно, если принять во внимание её долгую жизнь, оставив мысли о календарном времени, то следует значительно убавить эти сорок пять…

К примеру, выдающийся народный целитель Николай Илларионович Данников, кстати, выпускник Кавказского суворовского военного училища и Ленинградского высшего общевойскового училища имени Ленсовета, а уже только после этого и после службы в строю выпускник медицинского вуза любит повторять, что все люди, живущие в данный момент, – СОВРЕМЕННИКИ, и разница в летах не имеет никакого значения, ведь у каждого срок земной жизни свой, и кому черёд, и когда идти в мир иной, ведомо только Богу. А ныне появилось немало научных публикаций, в которых утверждается, что постоянные напоминания о летах прожитых, о юбилеях и прочем, с этим связанном, как раз и сокращают годы жизни благодаря сильнейшему эмоциональному воздействию на мысли человека.

А вот Кшесинская в своих проникновенных и откровенных мемуарах практически не упоминала о возрасте своём на том или ином этапе жизни. И она, по воспоминаниям её, воспринимается вечно юной, ну и в крайнем случае молодой на протяжении всей книги. А ведь пережить ей пришлось немало.

Разве не молодостью веет от таких строк?

«Днём мы заказывали парные сани, лошадей с бубенцами и, закутавшись в теплые пледы, отправлялись кататься по окрестностям. Их было много, все красивые и разнообразные, тут и сосновые леса, долины и горы, все в снегу и залито горячим солнцем. Навстречу попадались такие же сани, с такой же, как мы, катающейся публикой, всем весело и хорошо, по крайней мере на вид. Забавен был вид главной улицы, все шли с лыжами в руках или тащили за собою санки, чтобы идти в горы и на них спускаться, все в самых разнообразных туалетах всех цветов радуги».

Но счастье не может длиться вечно. Пора было отправляться домой, в Россию, где ждал сын, где ждали празднования необыкновенного размаха, которые не могли обойтись без неё, ведь они посвящались трехсотлетию дома Романовых.

«Жизнь за Царя»

Необыкновенно торжественное, величественное, воодушевлённое празднование трёхсотлетия дома Романовых было организовано с таким размахом, которого давно уже не видела Россия, в силу почти непрерывной череды потрясений, которые не прекращались, можно сказать, с конца семнадцатого века, печально памятного изуверской стрелецкой казнью.

Столетие в 1713 году праздновать было некому – царь-плотник старательно прорубал окно в Европу, чтобы провалить туда всю Россию. Эта формулировка не мною выдумана, а мною лишь перефразирована. В 1813 году шла война, заграничный поход в Европу, а потому не до особых торжеств было. И вот, казалось бы, выдалось время, по всем статьям подходящее, да и война, которая уже давно зрела, которая воспламенила Балканы, словно бы затаилась, чтобы дать России отпраздновать юбилей династии, подготовленной тёмными силами к кровавому предательскому, подлому и клятвопреступному уничтожению.

Ещё почиталась всеми сословиями великая клятва всех сословий русского народа, данная родоначальнику династии, первому царю дома Романовых Михаилу Фёдоровичу, клятва за всех потомков, данная не где-то в думских кабинетах или на тайных сходках тайных лож, а на Земском соборе, великом создании Иоанна Грозного.

Вот она – эта клятва, дающая легитимность самодержавной власти в России…

Во Имя Отца и Сына и Святаго Духа

Утверждённая грамота Великаго Всероссiйскаго Собора въ Москве Церковнаго и Земскаго, 1613 Года (21 Февраля), О Призванiи На Царство Михаила Феодоровича Романова.

«Послал Господь Бог Свой Святой Дух в сердца всех Православных Христиан, яко едиными усты вопияху, что быти на Владимирском и Московском и на всех Государствах Российского Царства, Государем, Царём и Великим Князем всея Руси самодержцем, Тебе, Великому Государю Михаилу Феодоровичу.

Целовали все Животворный Крест и обет дали, что за Великого Государя, Богом почтенного, Богом избранного и Богом возлюбленного, Царя и Великого Князя Михаила Феодоровича, всея России самодержца, за Благоверную Царицу и Великую Княгиню, и за Их Царские Дети, которых Им, Государям, впредь Бог даст, души свои и головы положити и служити. Им, Государям нашим, верою и правдою, всеми душами своими и головами.

Заповедано, чтобы Избранник Божий, Царь Михаил Феодорович Романов был родоначальником Правителей на Руси из рода в род, с ответственностью в своих делах перед единым Небесным Царём.