Книга Николай I - Дмитрий Олейников

«Какими мерами» не знало тогда не только «высшее наблюдение» Бенкендорфа. Средства для улучшения состояния крестьянства ещё надо было изыскать. Так в марте 1835 года и появился «Секретный комитет для изыскания средств к улучшению состояния крестьян разных званий» во главе с одним из самых добросовестных высших чиновников — графом Илларионом Васильевичем Васильчиковым. Комитет выработал общую политику по отношению к разным категориям крестьян — «установление для крестьян верного и со всею осторожностью размеренного перехода от одной степени на высшую и, так сказать, нечувствительного возведения их от состояния крепостного до состояния свободы», — но разрабатывать конкретные шаги не торопился. Для членов Комитета «поспешность, необдуманные распоряжения и даже одно имя свободы, рано произнесённое, могут иметь последствия гибельные»[324].

Тем не менее Киселёв добился признания идеи «двуединой» реформы крестьянства, которую намечал ещё Сперанский в Комитете 6 декабря. Сначала государство должно было провести обустройство подчинённых ему государственных крестьян (а это почти 40 процентов всех крестьян России), а затем, используя полученный опыт, обустроить и владельческих крестьян по испытанным образцам.

А между тем осведомлённое «высшее наблюдение» графа Бенкендорфа продолжало предупреждать: «Весь дух народа направлен к одной цели, к освобождению… Вообще крепостное состояние есть пороховой погреб под государством, и тем опаснее, что войско составлено из крестьян же». Третье отделение приводило «мнение людей здравомыслящих» о необходимости подготовки отмены крепостного состояния. «Начать когда-нибудь и с чего-нибудь надобно, — докладывал Николаю Бенкендорф, — и лучше начать постепенно, осторожно, нежели дожидаться пока начнётся снизу от народа. Тогда только мера будет спасительна, когда будет предпринята самим правительством тихо, без шуму, без громких слов и будет соблюдена благоразумная постепенность. Но что это необходимо и что крестьянское сословие есть пороховая мина, с этим все согласны»[325].

На проведение реформы государственных крестьян ушли 1837—1841 годы. Казённые крестьяне получили больше свободы в местном самоуправлении, Киселёв был пожалован графским титулом и награждён высшим орденом Святого Андрея Первозванного. Теперь он стоял во главе Министерства государственных имуществ, созданного императорским повелением специально для его проекта.

Увы, в самом проекте реформы содержались противоречия, обусловившие в дальнейшем её изъяны. Принцип расширения крестьянской правоспособности соседствовал с принципом казённого попечительства, и постепенно бюрократическая опека взяла верх над движением к гражданской свободе. Чиновничье бремя над государственными крестьянами не ослабло, а усилилось. 20 января 1843 года Николай читал в ежегодном отчёте «высшего наблюдения»: если «прежде целый уезд жертвовал для одного исправника и двух или трёх заседателей», то «ныне на счёт крестьян живут десятки чиновников». Если «прежде правосудие, или, точнее сказать, расправа шла скорее», то «теперь жалоба обиженного крестьянина, пока достигнет (если достигнет) до палаты Государственных имуществ, должна пройти через три инстанции… Таковое мытарство только разорительно для крестьянина»[326]. Благие намерения верховной власти — Николая, Киселёва — в очередной раз оказались бессильны против бюрократии, тех «ста тысяч столоначальников», которые, по выражению императора Николая, реально правили страной.

В деятельности киселёвского министерства и всех «Секретных комитетов» видна одна из характерных особенностей николаевской внутренней политики — политики эпохи традиционных обществ: император действовал так неторопливо, будто время застыло, как Нева зимой. Николай не раз высказывал свой принцип: «Ничего наудачу не начинать, и лучше откладывать до времени, когда успех несомненен; словом, так вести дело, чтобы сделав шаг вперёд, отнюдь назад не идти»[327].

Но рано или поздно нужно было переходить от государственных крестьян к владельческим. Секретный комитет, обратившийся к их положению, собрался по повелению Николая 16 ноября 1839 года. Желание императора ради всеобщего спокойствия «всё дело сохранить в совершенной тайне» привело к созданию названия-маскировки: «Комитет о повинностях в казённых имениях западных губерний». Николай потребовал от Комитета улучшить старый, 1803 года, «Закон о вольных хлебопашцах». Он хотел облегчить условия, при которых помещики могли бы — при наличии собственного желания! — освобождать крепостных. Более того, император предложил ввести для помещичьих имений «инвентари», то есть государственную опись «всех совокупных вещей, необходимых для ведения хозяйства» — первый шаг для будущего справедливого дележа имущества при планируемом «разводе» помещиков и крестьян. Высочайшая резолюция на отчёте о заседаниях Комитета гласила: «Ежели от сего будет некоторое стеснение прав помещиков, то оно касается прямо блага их крепостных людей и не должно отнюдь останавливать благой цели правительства»[328].

Материалы Комитета показывают, что император считал тогда возможным только освобождение крестьян за выкуп и без земли[329]. Землю они в дальнейшем получали бы в аренду, в обмен за определённые повинности. Важнейшим основанием освобождения крестьян — объявлял Николай Комитету свою позицию — должно быть «собственное желание помещиков на увольнение крестьян». Изложив свою точку зрения, император стал ждать итогов дискуссий в Комитете. Итогом стал Указ об обязанных крестьянах 1842 года. В нём сумма векторов политических мнений сложилась в идею о том, что крестьянин может получить и землю, и волю — но только исключительно с согласия его помещика и за обязанность выполнять определённые повинности. Киселёв назвал этот указ «предисловием или вступлением к чему-нибудь лучшему или обширнейшему впоследствии времени».

Подводя итоги работы Комитета, Николай начал со ставшей знаменитой фразы: «Нет сомнения, что крепостное право в нынешнем его у нас положении есть зло для всех ощутительное и очевидное; но прикасаться к оному теперь было бы злом, конечно, ещё более гибельным… Но если настоящее положение таково, что не может продолжаться, а решительные к прекращению оного меры, без общего потрясения, невозможны, то необходимо, по крайности, приуготовить средства для постепенного перехода к иному порядку вещей и, не устрашась пред всякою переменою, хладнокровно обсудить её пользу и последствия… Всё должно идти постепенно и не может и не должно быть сделано разом или вдруг»[330].