Книга Моя миссия в России. Воспоминания английского дипломата. 1910-1918 - Джордж Уильям Бьюкенен

У этой истории было продолжение. Несколько дней спустя мне нанес визит один очень известный журналист. Он сказал, что граф Витте, который сам в тот момент болел, послал его ко мне, чтобы узнать, была ли моя речь направлена против него. Я ответил, что не могу ответить на этот вопрос, поскольку германофилов в Петрограде много. Они все могут задать мне подобный вопрос, и я не могу отвечать каждому в отдельности. Но мой друг-журналист не был этим удовлетворен. Он сказал, что граф Витте настаивает на определенном ответе. Тогда я сказал: «Передайте от меня графу Витте, что в своей речи я имел в виду всех тех, кто произносит приведенные в ней слова. И если ему угодно принять это на свой счет, то ему виднее».

Глава 17

1914–1915
Турция вступает в войну. – Закрытие проливов. – Россия просит согласия на возможное присоединение Константинополя. – Моя аудиенция у императора по этому вопросу. – Переговоры с Болгарией. – Сербию просят пойти на уступки в Македонии. – Союзники и Сербия. – Достигнуто политическое соглашение с Румынией

Почти сразу же после начала военных действий Сазонов пытался заручиться сотрудничеством или благожелательным нейтралитетом тех государств, которые вследствие своего географического положения или территориальных стремлений могли быть втянуты в конфликт. Болгарии была предложена часть земель в сербской Македонии в случае, если в результате победоносной войны Сербия получит доступ к Адриатическому морю; Румынию уговаривали, обещая передать ей большую часть Трансильвании и северную часть Буковины; Италии делались предложения относительно земель так называемой ирредентной (от ит. irredento – неосвобожденный) Италии;[74] а британскому правительству было предложено вступить в переговоры с Японией. Япония вступила в войну 22 августа, но Румыния отказывалась последовать ее примеру, ссылалась на тесную дружбу, долгие годы связывавшую короля Карла и императора Франца-Иосифа. Только после смерти короля Карла в октябре того же года в Бухаресте начались долгие переговоры о вступлении Румынии в войну, и когда она наконец согласилась, было уже слишком поздно.

Но наиболее важным вопросом для России, особенно после прохождения через проливы «Гебена» и «Бреслау»,[75] была позиция, которую займет Турция. В Константинополе сразу же начались переговоры с целью добиться ее нейтралитета. Но влияние Германии, усиленное ее громкими победами и присутствием рядом с Константинополем двух ее военных судов, перевешивало влияние стран Антанты и в конце концов одержало верх. В начале октября проливы были закрыты и через несколько недель спустя два турецких миноносца вошли в гавань Одессы и потопили русский броненосец. Закрытие проливов было для России парализующим ударом. Лишь с двумя портами – Владивостоком на Дальнем Востоке и замерзающем на зиму Архангельском на севере – она оставалась почти полностью отрезанной от своих союзников на западе. Русскому обществу стала очевидна необходимость получения свободного доступа к морю, и его взоры обратились на Константинополь как самый большой трофей войны. Москва возглавила это движение, и император в своем манифесте, выпущенном вскоре после отзыва послов из Константинополя, объявил своему народу: «Вероломное нападение Турции только подготавливает почву для решения исторической задачи, завещанной нам нашими дедами на берегах Черного моря».

В это время мы вели с Россией переговоры по вопросу Персии. Мы не выдвигали никаких возражений против постоянного присутствия русских войск в Азербайджане с целью поддержания порядка и их проходе через Персию в случае, если эта страна подвергнется нападению со стороны Турции. Но мы не хотели, чтобы Россия нарушила нейтралитет Персии, как это сделала Германия в Бельгии. Однако британское правительство должно было учитывать новые реалии, сложившиеся в результате вступления Турции в войну, и в определенной степени удовлетворить давние стремления русского народа. Поэтому мне поручили проинформировать российское правительство, что в случае победы над Германией судьба Константинополя и проливов может быть решена в соответствии с потребностями России. Хотя в ответ на это сообщение Сазонов в самых теплых выражениях выразил свою признательность, оно все-таки звучало недостаточно конкретно, чтобы полностью удовлетворить российское правительство. В течение зимних месяцев это движение набирало силу, и завуалированные намеки министров на блестящее будущее, открывающееся перед Россией на берегах Черного моря, встретили в Думе горячим одобрением. В начале марта Сазонов говорил мне и французскому послу о чувствах, которые вопрос о Константинополе пробудил у населения всей страны, и о необходимости его окончательного решения. Император, сказал он, считает, что после всех жертв, которые он потребовал от своего народа, он не может больше медлить с получением от своих союзников ясно выраженного согласия на включение Константинополя в состав Российской империи, если война будет выиграна.

18 марта мне было поручено сообщить лично императору, что британское правительство готово дать ему такое согласие на известных условиях. Хотя и не формулируя пока все пожелания, оно только настаивает на пересмотре англо-российского соглашения от 1907 года [по Персии] и признании нейтральной зоны британской сферой влияния. Что касается Константинополя, оно бы хотело поставить условием свободное использование проливов торговыми судами и беспошлинный порт для товаров, вывозимых из всех причерноморских территорий, не входящих в состав Российской империи. Кроме того, Россия должна сделать все от нее зависящее, чтобы способствовать вступлению Румынии и Болгарии в войну против Турции и союзников.

Поскольку император на следующее утро отправлялся на фронт, Сазонов любезно устроил так, чтобы я сопровождал его в Царское Село и был принят одновременно с ним сегодня вечером.

Император принял нас в своем кабинете и после нескольких приветственных слов спросил меня: «У вас ко мне какое-то сообщение?» Я ответил, что мне поручено передать послание, которое, как я надеялся, ему будет так же приятно получить, как мне передавать, а именно: британское правительство согласилось на осуществление извечной российской мечты касательно Константинополя и проливов на условиях, которые не вызовут у него особых возражений. Затем я перечислил эти условия. Поручив мне передать его горячую благодарность британскому правительству, император спросил меня, каковы существующие договоренности относительно нейтральной зоны. Я в общих чертах описал суть этих соглашений, добавив, что включение нейтральной зоны в сферу британских интересов устранит источник постоянных трений между нашими двумя правительствами и ознаменует собой огромный шаг в направлении окончательного и мирного решения персидского вопроса. Поскольку император все еще колебался, я осмелился ему заметить, что, если бы я год назад предложил ему Константинополь в обмен на обещание России исключить нейтральную зону из сферы своих интересов, я бы не сомневался, каков будет ответ его величества.