Книга Кукольник - Лиам Пайпер

Кейду уже исполнилось семь лет, но для своего возраста он был излишне инфантилен. Мальчик был подвержен внезапным порывам радости. Плакал он сейчас так же легко, как и в два года. Этим летом его отправили в школьный лагерь. Кейд взял с собой своего плюшевого медведя. Какие-то мальчишки начали над ним насмехаться и выбросили игрушку в реку. Сына вернули домой в состоянии, близком к истерике.

Будучи мягкотелым тугодумом, Кейд становился легкой жертвой задир. Попытки отдать сына на продленку зачастую заканчивались полнейшим провалом, поэтому родители не имели ничего против, если Кейд оставался играть без присмотра в демонстрационной комнате. Временами, когда Адам хотел произвести впечатление на владельцев розничных магазинов, раскрыть перед ними полный потенциал новой игрушки, он приводил их как раз в то время, когда Кейд впервые ее обнаруживал. Сын с визгом носился с игрушкой по комнате либо заливался смехом, кувыркаясь с ней на полу.

Демонстрационная комната оказалась заперта. Кейд места себе не находил от нетерпения, переминаясь с ноги на ногу. Тесс набрала код на замке. Это была идея Адама. Вполне можно было обойтись обыкновенным замком, запирающимся на ключ, система безопасности обошлась им дороже, чем стоимость хранящихся там игрушек, но Адаму нравилось производить на гостей впечатление. Дверь распахнулась.

Кейд на секунду застыл у порога, упершись руками в бока. Взгляд его скользил по рядам знакомых игрушек, высматривая изменения, которые только он, росший в этой комнате, мог заметить. Сейчас сын напоминал Тесс молодых серфингистов, которые вечно слонялись по пляжу возле их летнего домика. Молодые люди часами любовались волнами, прислушиваясь к тайному языку прибоев, течений и водной ряби, обещающих им нечто чудесное. Затем Кейд увидел то, что искал: новую линию водяных пистолетов, недавно полученных от производителей. Мальчик бросился к ним и принялся играть, издавая звуки, имитирующие выстрелы. Он ползал под столами, перекатываясь, словно Рэмбо.

Тесс стояла рядом с Аркадием. Вместе они наблюдали за тем, как Кейд носится по комнате. Через некоторое время старик заговорил, не отрывая взгляда от мальчика:

– Разве он не чудесен?

Сердце Тесс наполнилось радостью и гордостью.

– Да. Только посмотри, как он веселится! Знаю, возможно, мы его портим, но, Господи, разве при виде мальчика не чувствуешь себя снова ребенком?

Аркадий повернул голову и улыбнулся ей, затем склонился ниже и произнес заговорщическим тоном:

– Сможешь сохранить мою тайну?

– Конечно, – пожала плечами Тесс. – Одной больше, одной меньше, какая разница?

– Я говорил родителям Адама, что беру его с собой в путешествия потому, что он помогает мне определиться в выборе, но это не совсем так.

– О чем ты?

– Правда заключается в том, что мальчик был идиот, милый идиот, но при этом все равно идиот.

Тесс резко повернулась к Аркадию.

– Что?

– Однако идиоты могут быть полезны, – добродушно произнес Аркадий, постукивая себя кончиком пальца по носу. – Когда ты с ребенком, никто не задает тебе лишних вопросов на границе, в отелях, в офисах. «Это мой внук Адам! Хороший еврейский мальчик. Разве он не мил? Я не могу разлучиться с ним». – Старик посмотрел на нее колючими, жестокими глазами. – Они ничего не подозревали, а если что-то подозревали, не осмеливались ничего сказать в присутствии ребенка. Конечно, не осмеливались. Зачем я ездил в Европу? Зачем я возвращался после всего того, что мы там наделали?

Тесс понятия не имела, о чем он говорит, но холод сковал ей сердце. Они стояли и смотрели друг на друга: Аркадий с таинственным видом, Тесс – с недоуменным.

– Я не уверена, что поняла… – начала она.

К ним подскочил Кейд, размахивая игрушечным ружьем.

– Пиф-паф! – наводя дуло на Тесс, воскликнул сын. – Пиф-паф! Пиф-паф!

Ребенок развернулся, целясь из игрушечного оружия в старика, но трость Аркадия ударила его по лицу.

Секунду назад старик стоял, опираясь на трость, и улыбался, а потом эта трость, описав дугу, ударила ребенка по щеке. Звук, с которым дерево врезалось в плоть и кости, эхом разнесся по демонстрационной комнате. Никто из взрослых прежде не бил Кейда. Мальчик был в шоке. Удар свалил его с ног. Он упал на попу. Ребенок сидел, ошеломленный, и смотрел на прадеда снизу вверх. В глазах старика сверкала ярость. Он занес палку для следующего удара. Рука начала опускаться, но Тесс, стряхнув с себя оцепенение, перехватила трость и вырвала ее из рук старика.

– Какого хрена! – воскликнула она и развернула Аркадия к себе за плечо.

Взгляд у него был затуманен, приоткрытая челюсть подергивалась. Трость с грохотом упала на пол.

– Es tut mir leid. Verzeihung[62], – прошептал он.

Старик устремился в двери и заковылял к лестнице на своих дряхлых ногах. Только теперь маленький Кейд пришел в себя и начал с плачем звать отца.

Все теперь ощущали, как быстро течет время. Печи пылали днем и ночью. Сажа из труб крематориев перепачкала все вокруг, даже грязные облака, которые низко висели над землей. С неба лился черный дождь, не способный смыть слой пыли, жженого человеческого жира и костей, въевшийся в крыши и стены зданий. Поля мертвых тел… Шагающие шеренгами живые мертвецы, которые, дрожа от холода, брели к трубам фабрик, не производивших ничего, кроме смерти… Вскоре даже серые небеса почернели от роя самолетов.

Бомбардировщики союзников, без всякого сопротивления со стороны немецкого люфтваффе, почти постоянно пролетали над концлагерем, направляясь к восточному фронту. С каждым прошедшим днем им приходилось преодолевать все меньшее расстояние по мере того, как Красная Армия передвигалась по Польше, приближаясь к Берлину.

Эсэсовцы в лагере реагировали на происходящее по-разному. Некоторые удвоили свои усилия, импровизировали, заваливая выкопанные в окрестных полях братские могилы тысячами трупов, которые затем поджигали, облив бензином. Другие нашли убежище в беспробудном пьянстве. Порой охранники так напивались, что едва стояли на ногах. Они с трудом совершали вечерний обход с оружием наизготовку. Их отяжелевшие веки почти полностью прикрывали глаза.

Однажды Дитера разбудили среди ночи. Солдату прострелили плечо, когда его товарищ, спавший на нижнем ярусе двойных нар, так напился, что не мог встать, чтобы выключить свет, и поэтому вздумал стрелять по электрическим лампочкам. Еще немного, и пуля, вместо того чтобы пробить мышцы навылет, угодила бы эсэсовцу прямо в голову. Раненый пришел, выкрикивая ругательства и еще что-то маловразумительное. Его товарищи смеялись так, словно ничего более забавного в жизни не видели. Они ввели раненого в операционную, поддерживая под руки, словно возвращались после загула в кафе.

Дитер промыл рану и наложил на нее швы. Подняв голову, он посмотрел на Аркадия, который стоял по другую сторону операционного стола.