Книга Медный всадник - Полина Саймонс

Насколько мог видеть глаз, советских танков было только два. На другом берегу собралось не менее тридцати «тигров». У Александра оставалось всего двенадцать человек, и теперь между ними и Ленинградом лежали минные поля. Трое погибли, когда взорвалась мина, которую они устанавливали. Они никогда не имели дела с минами, они умели только стрелять, но все винтовки были отобраны для солдат. Оружие осталось лишь у Александра и двух его сержантов.

Поздно вечером новый командир позвал Александра на свой командный пункт. Александру он не нравился так же сильно, как нравился Прозоров.

– Старший лейтенант, сколько человек под вашим началом?

– Всего двенадцать, товарищ полковник.

– Много.

– Много для чего?

– Немцы только что разбомбили вокзал в Луге. Теперь эшелоны с боеприпасами и подкреплением сюда не пройдут. Нам нужно, чтобы вы и ваши люди расчистили пути, тогда саперы смогут проложить новые шпалы и возобновить движение к завтрашнему утру.

– Но уже стемнело.

– Знаю, но не могу же я осветить вам дорогу. Белые ночи позади, а работу нужно сделать немедленно.

И когда Александр был уже у выхода, полковник, словно спохватившись, добавил:

– Кстати, я слышал, что в здании вокзала скрывались добровольцы. Посмотрите, может, стоит похоронить трупы.

На вокзале пришлось использовать все имеющиеся в наличии керосиновые лампы, чтобы осветить пути. На земле валялись осколки кирпича, поломанные балки, куски штукатурки – все, что осталось от здания. Рельсы были уничтожены на пятидесятиметровом отрезке.

– Эй, есть кто живой? – окликнул Александр. – Отзовитесь!

Никто не ответил.

Подойдя ближе к развалинам, он повторил:

– Кто здесь?

Ему показалось, что он слышит стон.

– Все погибли, товарищ старший лейтенант, – сказал Кашников. – Взгляните только, камня целого нет.

– Да, но послушай… кто здесь?

Он стал отбрасывать обломки.

– Помоги же!

– Сначала нужно бы взяться за рельсы, – настаивал Кашников. – Разобрать завалы, чтобы саперы могли подвести электричество.

Александр пригвоздил его холодным взглядом:

– Прежде всего люди, сержант.

– Но у нас приказ полковника, – промямлил Кашников.

– Нет, сержант, здесь приказываю я. Шевелись!

Александр принялся разгребать груды булыжников, обломков рам и осколков стекла. Света почти не было, видимости – никакой. Руки и одежда были покрыты пылью. Он порезался о стекло, но даже не чувствовал боли и понял, что ранен, только когда увидел капавшую с рук кровь. До него по-прежнему доносились стоны.

– Неужели ничего не слышишь? – спросил он сержанта.

Тот с тревогой смотрел на командира.

– Ничего.

– Кашников, у тебя что, обе руки левые? Говорю же, действуй!

Наконец под кирпичом и сгоревшими балками они нашли труп. Потом два. Потом три. Потом груду тел, наваленных друг на друга. Александр подумал, что это странно. Их не могло так швырнуть друг на друга. Они не могли лечь друг на друга. Значит, кто-то уложил их в этой позе. Он напряг слух. Снова этот стон. Он сбросил на землю мертвого мужчину, потом мертвую женщину, лихорадочно освещая застывшие лица. Стон.

И в самом низу, под третьим телом он нашел Татьяну. Она лежала на животе. На голове была армейская каска. Он узнал ее не по одежде, не по волосам, но еще до того, как снял каску, понял, что это она, по маленькой трогательной фигурке, на которую не мог насмотреться весь прошлый месяц.

– Тата… – неверяще выдохнул он, приглаживая ее волосы.

Она балансировала между реальностью и небытием и в тусклом свете лампы казалась умирающей, но это ее стоны он слышал каждые несколько секунд.

Одежда, обувь и волосы были в грязи и крови.

– Танечка, очнись, – просил он, растирая ее щеки, становясь перед ней на колени. – Очнись, милая.

Ее щека была теплой. Хороший знак.

– Это та самая Таня? – удивился Кашников.

Александр не ответил. Он думал о том, как лучше поднять ее. Под всей этой кровью не видно, ранена ли она.

– По-моему, она умирает, – высказался Кашников.

– Ты что, гребаный доктор? – рявкнул Александр. – Она не умирает. А теперь заткнись, бери людей и принимайтесь за работу. Им нужна твоя помощь. Назначаю тебя главным. Потом быстро возвращайтесь в Ленинград. Слышишь? Сможешь все сделать сам? Мы отдали им наше оружие и восемь человек, и мы нашли ее. Больше нам в Луге делать нечего. Так что поторопись.

Он осторожно перевернул Татьяну и поднял. Она тяжело обвисла у него на руках и снова застонала.

– А как насчет раненых, лейтенант?

– Ты слышишь хоть что-нибудь? Да что я говорю, ты даже ее стонов не слышал! С чего это вдруг такое сочувствие? Остальные мертвы. Проверь сам, если хочешь. Я отнесу ее к врачу.

– Пойти с вами? Ей понадобятся носилки.

– Не понадобятся. Я сам ее понесу.

К тому времени как Александр вернулся в лагерь с Татьяной на руках, было уже одиннадцать часов. Доктора он не нашел, зато фельдшер Марк спал в палатке.

– Доктор мертв, – сообщил он. – Осколочная бомба.

– А другой есть?

– Кроме меня, никого.

– Сойдет.

Взглянув на обмякшее тело, Марк небрежно бросил, ложась на топчан:

– Она истечет кровью. Оставьте ее снаружи.

– Не истечет. По-моему, это вообще не ее кровь.

Фельдшеру, очевидно, не терпелось снова заснуть. Но Александр не собирался уступать.

– Трудно сказать, света-то нет, – заметил Марк. – Если доживет до утра, я ее осмотрю.

Александр не тронулся с места.

– Не утром, а сейчас! – резко бросил он.

Марк сел и вздохнул:

– Сейчас уже очень поздно.

– Поздно для чего? У тебя есть лишняя койка или хотя бы простыня?

– Койка? Здесь что, курорт? Сейчас принесу простыню.

Марк расстелил простыню на траве. Александр встал на колени и осторожно опустил Татьяну. Фельдшер осмотрел ее голову, ощупал череп, лицо, заглянул в рот, проверил шею, поднял руки. Когда он дотронулся до ноги, Татьяна вскрикнула.

– Ага! – воскликнул Марк. – Нож имеется?

Александр протянул ему нож.

На Татьяне были длинные брюки. Марк распорол штанины. Александр заметил, что правая щиколотка и голень распухли и почернели.

– Сломана большая берцовая кость, – объяснил фельдшер. – И она вся в крови. Перелом сложный, осколочный. Посмотрим, что дальше.