Книга Медный всадник - Полина Саймонс

В первый день она выкапывала картофель. Не найдя мальчиков в лагерных формах, она спросила у сержанта, куда послали подростков из лагеря. Тот промямлил что-то насчет Новгорода.

– Их всех отправили туда, – добавил он уходя.

Новгород? Озеро Ильмень? Так Паша там? Значит, и она туда отправится. Она умылась в ручье и улеглась под деревом.

Наутро начался налет.

Осколочные бомбы взрывались перед ее глазами, и казалось, каждая была предназначена для Татьяны. Она поняла, что нужно любой ценой выбираться из Луги. Гадая, каким образом доехать до Новгорода, Татьяна шла сквозь дым. Неожиданно ее окружили трое солдат, спросили, не ранена ли она, и приказали следовать за ними в полевой госпиталь. Она неохотно подчинилась и едва не взбунтовалась, узнав, что от нее хотели: ухаживать за умирающими. А умирающих было так много! Солдаты, женщины, деревенские дети, старики. Все лежали в наспех установленной палатке. Все доживали последние минуты.

Татьяна никогда не видела смерть так близко и теперь, зажмурившись, молила кого-то, сама не зная кого, о возвращении домой. Но назад дороги не было. Госпиталь охраняли солдаты войск НКВД, готовые поддерживать порядок и сделать все, чтобы добровольцы вроде Татьяны выполняли приказ.

Стиснув зубы и скрепя сердце, Татьяна училась останавливать кровотечения. Но даже это не помогало. Раненые умирали. Она не могла делать переливания крови, потому что крови не было. Не могла предохранить раны от заражения: не было лекарств. Не могла унять боль – доктора отказывались давать морфий умирающим: приходилось экономить для легко раненных, тех, кто еще мог вернуться на фронт.

Татьяна понимала, что, будь у них сульфидин или кровь, многих можно было бы спасти; по крайней мере они имели право умереть без мук, под действием наркотика.

Ошеломляющая беспомощность, которую Татьяна чувствовала в эту первую ночь в полевом госпитале, почти затмила ту, которую она испытала, не найдя брата.

Наутро один из солдат со смертельной раной в груди спросил, девочка она или мальчик.

– Девочка, – грустно обронила Татьяна.

– Докажи, – попросил он, но, прежде чем она успела доказать, солдат умер.

Из громкоговорителя около офицерской палатки неслись голоса с сильным германским акцентом, призывающие русских переходить на сторону немцев и ехать в Германию. Снова разбрасывали пропуска через линию фронта и, не дождавшись перехода изменников, пытались убить оставшихся бомбами и пулеметным огнем. Потом все затихало до вечера, когда бомбежка возобновлялась. Между налетами Татьяна ухаживала за умирающими.

Днем она отправилась в поля накопать картошки и, даже не видя самолетов, услышала вой моторов. Она едва успела подумать: еще не вечер, прежде чем броситься в низкие кусты. Пришлось лежать там четверть часа. Когда самолеты улетели, Татьяна встала и вернулась в палатку, но вместо нее нашла лишь догорающий костер, в котором валялись обугленные стонущие тела.

Сотни выживших похватали всю посуду, которая только нашлась, и выстроились цепочкой к реке, пытаясь потушить пожар. На это ушло три часа, до очередного налета. Потом настала ночь. Палатки для раненых больше не существовало. Они лежали на траве или на одеялах, испуская последний вздох в одиночестве. Татьяна никому не могла помочь. Надев каску, которой носила воду из реки, она сидела около женщины, потерявшей ребенка при налете и тяжело раненной в живот. Но она думала не о себе, а о своей погибшей девочке. Татьяна честно старалась утешить ее, но женщина продолжала плакать. Дождавшись, пока та немного успокоится, Татьяна поднялась, пошла к деревьям и легла на траву.

«Я следующая, – думала она. – Я это чувствую. Я следующая».

Как же она будет добираться до Новгорода? Ведь это сто километров к востоку отсюда!

Она умылась на ночь и заснула. А утром, посмотрев на другой берег, увидела немецкие танки. Какой-то сержант, ночевавший рядом, собрал несколько человек добровольцев, включая Татьяну, и приказал немедленно уходить в Лугу.

Татьяна отвела его в сторону и тихо спросила, как можно доехать до Новгорода. Тот оттолкнул ее прикладом винтовки и завопил:

– Ты спятила? Новгород в руках немцев!

Выражение лица девушки немного его отрезвило.

– Товарищ… как вас зовут? – спросил он уже спокойнее.

– Татьяна Метанова.

– Товарищ Метанова, послушайтесь меня, вы слишком молоды, чтобы быть здесь. Сколько вам, пятнадцать?

– Семнадцать.

– Пожалуйста, немедленно поезжайте в Лугу. Думаю, военные эшелоны все еще ходят из Луги до Ленинграда. Вы ведь ленинградка?

– Да.

Она не заплачет, ни за что не заплачет перед чужим человеком!

– Весь Новгород в руках немцев? – пролепетала она. – А наши добровольцы?

– Да заткнешься ты! – снова заорал сержант. – Или оглохла? В Новгороде и живых-то почти не осталось! И вскоре Луга тоже опустеет! Немцы никого не щадят. Так что пожалей себя и убирайся отсюда. Покажи паспорт!

Она достала паспорт. Старшина пролистал его.

– Тебя отпустили с Кировского. Поезжай домой.

Но как она вернется домой без Паши?

Этого сержанту она сказать не могла.

В Татьяниной группе было девять человек. Она была самой маленькой и молодой. Остаток дня они брели по полям, все двенадцать километров до Луги. Татьяна сказала, что они как раз успевают к вечернему налету. Усталые спутники не обратили на нее внимания. Она на миг почувствовала себя так, словно вернулась в семью.

В половине седьмого они уже были на станции в Луге и ждали поезда. Поезд не пришел, но в семь часов Татьяна услышала знакомое жужжание моторов. Люди спряталась в маленьком здании, казавшемся изнутри таким безопасным: толстые стены были сложены из кирпича и выглядели так, словно могут выдержать любую бомбежку. Одна из женщин запаниковала и выскочила наружу, где ее немедленно убило осколком. Остальные в ужасе наблюдали за происходящим, и вскоре стало ясно, что немцы вознамерились уничтожить не только вокзал, но и железную дорогу. Самолеты не улетали, пока не сровняли все с землей. Татьяна сидела на полу, прижав колени к груди и натянув каску на глаза в надежде, что она приглушит звук смерти.

Здание сложилось, как карточный домик. Татьяна выползла из-под балок, но идти было некуда. Сквозь дым она едва могла разглядеть трупы. Прямо за дверью раздалась пулеметная очередь, но когда потолок окончательно обрушился, все звуки отдалились, растаяли, растаяло все вокруг, и страха больше не осталось. Осталось только сожаление. Сожаление об Александре.

6

Александр начал терять надежду. На другом берегу реки, естественной линии фронта, он видел скопление танков и живой силы. Эти жестокие, превосходно обученные солдаты не остановятся ни перед чем и уж тем более перед вооруженными лопатами женщинами и стариками.