Книга Золотой иероглиф - Дмитрий Дубинин

— Ты полагаешь, что это какая-то драгоценность? — спросил я, вновь приложившись к стакану. Водка мне казалась совершенно безвкусной, но в голове уже появился приятный шум, а в теле — расслабленность.

— Вероятнее всего. И, может быть, удастся доказать, что принадлежит она не кому-нибудь, а тебе.

Да, это могло стать интересным. Вот только если якудза не примутся шинковать потомка самураев в капусту… Или, если не якудза, то «знаменосцы» несостоявшегося сёгуна…

— Что происходит, Сергей? Кто они, эти хатамото? Почему они должны были вымереть и кто такой Юкинага?

Такэути закурил и произнес задумчиво:

— Если я, японец, не всегда понимаю того, что происходит в нашей стране, то что уж говорить об иностранных востоковедах? Еще в девятьсот втором году ваш русский ученый, кажется, по фамилии Шрейдер, называл сословие и традиции самураев «давно отжившими». А тут вторая мировая война, когда древний дух Ямато пережил такой ренессанс… Американцы потом долго кричали, что после сорок пятого года в Японии не осталось ни одного самурая… Но писатель Мисима в семидесятом году доказал, что это не так, прилюдно совершив харакири. И в те же годы отдельные японские офицеры продолжали вести партизанские действия, потому что приказы, полученные ими, никто не отменял… Слыхал про Хиро Оноду? Он тридцать лет после войны продолжал сражаться в одиночку на Филиппинах с якобы существующим врагом. Впрочем, это императорские слуги… Но, видимо, остались люди, чья верность уходит корнями в еще более отдаленное прошлое… Знаешь такую фамилию — Токугава?

— Да, слышал…

— В 1603 году Иэясу Токугава, первый из этой династии, стал сёгуном, фактически узурпировав всю власть в Японии. Он скинул династию Тойотоми, но едва не уступил одному из других претендентов — некоему Хэйхатиро Юкинаге. Я читал, что тот несколько дней все же был сёгуном, хотя есть и обратные тому доказательства. Я не великий знаток японской истории, и мне непонятно, что за тайная служба действует сейчас. Вероятно, фанатики, которых не устроила реставрация императора Мэйзди, когда сёгуны получили по рукам. Возможно, эта организация даже переродилась из какой-нибудь тайной службы времен второй мировой войны… Не знаю.

— Кэмпэйтай?

— Вряд ли. Кэмпэйтай — нечто среднее между жандармерией и контрразведкой. Действовала вполне открыто и была слишком предана императору, чтобы поддерживать безнадежное, особенно в те времена, сопротивление старых феодалов. Разве что токко…

— Как?

— Токко. Тайная полиция. Вот о ней известно куда меньше. И императору она почтение практически не оказывала, подчиняясь Тайному совету, в котором как раз и собрались потомки старой высшей знати. Когда оккупационные власти закрывали деятельность этих организаций, почти все высшие чины токко предпочли сделать харакири. Но, по-моему, можно все-таки допустить, что в настоящее время действуют правопреемники ее сотрудников. Новые хатамото. Да, вот этот Кидзуми, например, порученец Юкинаги. По-моему, в нашем правительстве есть кто-то с такой фамилией. А Кидзуми — его верный самурай… Я даже сейчас не вполне верю, что видел воочию ритуал сэппуку.

— Двум людям не может показаться одно и то же.

— Не может, ты прав… Но, мне кажется, мало кто, по крайней мере, у вас, поверит, что Кидзуми покончил с собой. Будут искать убийц. Вот увидишь.

Я сделал правильно, решив изрядно клюкнуть перед сном, иначе точно бы не уснул. И без того утром приснился кошмар: Кидзуми снова вспарывал живот, а потом вытаскивал из ужасной раны какой-то кровавый сгусток и протягивал его мне со словами: «Возьми, это тодзимэ!».

Проснувшись, я услышал, что Такэути хрипит и жалобно бормочет на родном языке — видимо, и его душили жуткие сновидения.

В окно вползал туманный рассвет, с моря доносились сиплые гудки теплоходов. Уснуть, надо полагать, уже не удастся…

Голова трещала, будто я вчера выпил вдвое больше, чем в действительности. Хотелось встать и пошарить в аптечке, но тут довольно громкий стук в дверь напомнил о последних словах нашей вчерашней беседы. Сэйго мгновенно проснулся, а я крикнул «сейчас», и мы оба быстро оделись.

В номер вошли трое: милиционер в форме капитана, какой-то мужчина в штатском, видимо, тоже сотрудник органов (только из ФСБ, как я узнал впоследствии) и две женщины — знакомая нам дежурная по седьмому этажу и еще одна — элегантная и пожилая, оказавшаяся представителем администрации гостиницы.

Тревогу подняла под утро именно дежурная — может, от скуки, может, еще по какой-то причине она решила пройтись по коридору и обратила внимание на тяжелый запах, доносящийся из номера — дверь мы не заперли, опасаясь потратить лишнее время и оказаться застуканными. Постучав и не услышав ответа, хотя свет бра свидетельствовал о том, что в номере, скорее всего, кто-то есть, она решила заглянуть внутрь.

Не знаю уж, что сообщила она о тех, кто и за что ей заплатил, да и вообще — сочла ли нужным заявлять об этом, но сотрудники органов сразу же пошли по «японскому следу». Впрочем, она при нас с Сэйго повторила, наверное, уже сказанное ею ранее, что именно Такэути она не видела ни разу, в отличие от трех других людей, похожих на азиатов, которые заглядывали на ее этаж; да еще добавила, что помнит меня потому, что я шарахался там пьяный.

То, что я вчера пил, было по мне заметно, и сотрудники, похоже, в этом не усомнились. Правда, когда они спросили, а что я, собственно, делал не на своем этаже, я начал настаивать, что я был только на своем, что могут подтвердить некий мужчина по имени Евгений и его подруга.

С этим Евгением пришлось встретиться чуть позже, и он подтвердил, что видел-таки меня на седьмом этаже; я начал спорить, но тут вмешалась женщина, бывшая вчера с ним, и заявила, что я был настолько пьян, что мог запросто перепутать этажи, и что я вообще часто попадался им на протяжении вечера, будучи в крепком подпитии.

Какое бы отношение ни вызвало у милиционера и эфэсбэшника мое неловкое алиби, от меня они почти сразу же отстали, так же как и от Сэйго. Дело в том, что три таинственных японца ночью неожиданно съехали, причем раньше времени — если судить по тому, сколько они заплатили, то должны были прожить в гостинице еще три дня. Я услышал, как об этом сказала представительница гостиничной администрации, и после этого сотрудники органов, вероятно, решили заняться более подозрительным следом.

И это к лучшему, поскольку сегодня нам с Сэйго предстояло покинуть Владивосток, а следовательно и территорию России.

Судно «Рэттоо-мару» вблизи оказалось отнюдь не таким уж красавцем, каким выглядело издалека. Это был не туристический лайнер, а типичный грузопассажирский теплоход, предназначенный не для комфортабельного путешествия, а для обычного перемещения из пункта «А» в пункт «Б». Конечно, бар-забегаловка и даже кинотеатр тут имелись, да и каюты были вполне удобными, правда, выглядели несколько аскетично.

От Владивостока до порта Отару путь довольно-таки дальний, несмотря на кажущуюся близость Японских островов. И все же, менее двух суток в морском просторе — мелочь по сравнению с нудной многодневной дорогой в тесном поезде.