Книга 29 - Адена Хэлперн

– Тогда лучше и мне не говори, – остановила я его.

Я не хотела этого слышать.

– Нет, мне нужно тебе рассказать. Вообще-то, я даже должен тебе рассказать, потому что… речь на похоронах произнесла твоя бабушка.

– Так твоя бабушка – Эстер Абромовиц! – выдохнула я, а по спине пробежал холодок.

– Ну да, – признался он, а потом посмотрел на меня с беспокойством. – Все хорошо?

Он явно заметил, что у меня кровь отлила от лица.

Итак, у меня свидание с внуком лучшей подруги моей матери. Я помню маленького Захарию еще новорожденным. Кажется, я купила ему в подарок голубое одеяльце! И Эстер постоянно показывала его фотографии, миллион раз.

– Извини, знаю, звучит немного странно, – сказал он. – Просто мне действительно запали в душу слова твоей бабушки.

– Нет, я только… – я пыталась собраться и говорить как ни в чем не бывало, – я знаю, что моя бабушка очень любила твою бабушку.

Во рту внезапно пересохло, я отпила колы и перевела дыхание.

– Она рассказывала мне, что твоя бабушка знала всех покупательниц по имени, знала, какой стиль каждая предпочитает.

– Не понимаю, почему я никому ничего не говорил. Наверное, меня смущало то, что эта идея появилась на ее похоронах. Но слова твоей бабушки – они очень глубоко тронули меня. Твоя бабушка в тот день так красиво говорила о моей бабушке и о том, как та любила свою работу, – я не мог не вдохновиться ее речью.

– То есть ты хочешь сказать, всего этого не случилось бы, если бы я… Если бы моя бабушка не произнесла в тот день прощальную речь?

– Примерно так и есть, да.

– И слова моей бабушки так сильно подействовали, что у тебя появилась идея сайта?

Он кивнул:

– Да, типа того. Твоя бабушка – просто потрясающая женщина. Люси постоянно о ней говорит. Может, нам всем вместе поужинать как-нибудь, когда ты снова будешь в городе?

– Уверена, она с удовольствием согласится! – выпалила я.

– Как думаешь, еще не слишком поздно рассказать ей, как сильно взволновали меня ее слова в тот день?

– Ни черта не поздно! – с энтузиазмом воскликнула я, расплываясь в широкой улыбке. – Это ее ужасно обрадует! Она будет на вершине блаженства!

Он засмеялся:

– Не слышал, чтобы сейчас кто-нибудь так выражался – «на вершине блаженства»! Тебе говорили, что ты мудра не по годам?

– Чаще, чем я могу упомнить, – ответила я с улыбкой, преисполняясь необыкновенной гордости.

* * *

Прикончив второй чизстейк, порцию картошки фри и две кока-колы, я летящей походкой двинулась к мотоциклу.

– Не представляю, как ты вообще ухитряешься ходить после такого количества еды, – заметил он, подходя ко мне.

– Я себя чувствую пушинкой! – Я слегка подпрыгнула.

– Надеюсь, в твой сэндвич ничего не подложили, пока я не видел, – засмеялся он.

– Вроде наркотиков? – спросила я.

– Да, – сказал он, – вроде наркотиков.

– Даже если и подложили, мне все равно. – Я вскинула руки вверх. – Захария?

Он опять засмеялся.

– Что такое? Я сказала что-то смешное?

– Просто никто не зовет меня Захарией, кроме мамы, – сказал он со смехом.

– Захария? – повторила я.

– Да? – Он повернулся ко мне и положил руки мне на талию.

Я заглянула ему в глаза:

– Люси говорит, мне следует изображать недотрогу, но я так не умею. Я просто хочу сказать тебе, что это лучший вечер в моей жизни.

– И у меня тоже, – ответил он, прижимая меня к себе чуть крепче.

Мы смотрели друг другу в глаза и улыбались. Мне ужасно хотелось поцеловать его – так сильно, что стало совершенно безразлично, видела я его младенческие фотографии в ванне с голым задом или нет. Лучше всего описать это так: мои губы были точно магниты, которые так тянуло к его губам, что я не могла сопротивляться. А потом – боже милосердный! – он меня поцеловал.

И я обвила его шею руками и ответила на поцелуй.

Мелькнула мысль о людях, толпившихся вокруг кафе: наверняка они пялились на нас и нашу нежность, выставленную на всеобщее обозрение, – но мне было все равно. Я только хотела целовать, целовать его не переставая, и мы прижимались друг к другу все теснее.

Я вспотела. Я совершенно точно вспотела от волнения и остроты ощущений. Мысли проносились на бешеной скорости, и думать я могла только об одном: я влюбилась.

Зная Захарию – не внука Эстер, но этого любезного джентльмена – весьма недолгое время, я уже понимала: я нашла свою родственную душу. Он был главной, одной-единственной причиной, по которой в этот день мне стало двадцать девять. В этом я не сомневалась ни капельки. Я вдруг поняла, что это за вопрос, на который я искала ответ: кто же моя родственная душа? Ответом был Захария, я знала это доподлинно.

Я хотела, чтобы наш поцелуй длился вечно. Испытать полное блаженство, поймать идеальное мгновение – ради этого ведь и нужны поцелуи? И не важно было, кто на нас смотрел и что вообще происходило вокруг. Мы все целовались и целовались.

В этот миг я не чувствовала ничего, кроме его губ на моих губах. Он был для меня единственным человеком на свете. Он был причиной, по которой все это случилось. Мое желание, мой вопрос, мой ответ. С самого начала это был Захария – ну конечно же!

Он на секунду остановился и наклонился к моему уху.

– По-моему, ты удивительна, – прошептал он. – Прекрасна и удивительна.

Меня раньше никогда так не целовали – ни те несколько молодых людей, с которыми я встречалась, пока не вышла за Говарда, ни уж точно сам Говард. Да и разве могла бы я так поцеловать Говарда? Я никогда его не любила. Я никогда не любила своего мужа так, как любила вот этого мужчину. И тут я поняла кое-что еще: может быть, и Говард меня так не любил. Может, у Говарда тоже были свои секреты. Он не любил меня так же, как я не любила его. Поэтому он изменял мне. Пытался найти на стороне то, что я просто не могла ему дать. Как ни странно, неожиданное осознание того, насколько глупа и бессмысленна была наша совместная жизнь, не расстроило меня. Мне выдался шанс испытать то единственное, чего мне так и не удалось испробовать за все свои годы: настоящую любовь.

– Просто целуй меня, – прошептала я в ответ.

И он целовал.

Так прошло, наверное, не меньше десяти минут, а потом он взял мои руки в свои и заглянул мне в глаза.

– Еще не слишком рано просить тебя выйти за меня замуж? – спросил он с усмешкой.

Я не распространяюсь о таких вещах

Не буду вам рассказывать, что случилось дальше.