Книга 10 лучших дней моей жизни - Адена Хэлперн

У небесных врат

Сегодня я умерла. Так странно. Я всегда считала себя бессмертной.

Не стану утверждать, что истово заботилась о здоровье. Да, я ходила в спортзал три раза в неделю (или два… Ладно, раз в неделю, а то и вовсе пропускала занятия). Я правильно питалась, заботилась о фигуре (хотя стоило бы чаще заменять кукурузные «Доритос» чем-то более полезным). Любила немного выпить по выходным, а порой и в будни (например, вчера и позавчера… Смутно помню). Я всегда хорошо спала – по восемь часов в сутки (в обнимку с любимым снотворным). И тем не менее я не задумывалась всерьез, что однажды умру… Стану мертвой, больше не буду жить – никогда. Вы же понимаете, о чем я?

Ладно, все равно теперь ничего не изменишь. Зная, что меня ждет подобный финал, я бы пила, курила и не брезговала наркотиками. Плюнула бы на спортзал и ежегодные медосмотры. Напрасно я переживала, что жизнь проходит впустую. Зря жаловалась подругам, когда дела шли наперекосяк. А как родители волновались о моей судьбе, сколько раз пытались со мной поговорить? Да, и следовало переспать со Стивом (причем без контрацептивов), пока он меня не бросил, а не разыгрывать из себя девственницу. И зачем я твердила, что не сплю с мужчинами, с которыми встречаюсь меньше месяца? С другой стороны, я очень рада, что промотала все деньги с кредиток на одежду, туфли и сумочки. Я счастлива, что не отложила на пенсию ни цента.

Думаю, пора перейти к рассказу о моей смерти.

Хорошая новость: меня не переехал грузовик, как в той старой шутке. Плохая новость: сегодня в четыре утра меня сбил кроха «мини-купер». Отчетливо слышу, как смеется сквозь слезы лучшая подруга Пенелопа; она всегда утверждала, что моя толстая задница погасит любой удар. По правде говоря, задница у меня совсем не толстая, но мы с Пен любим поддразнивать друг друга.

На самом деле все произошло обыденно.

Около четырех утра меня сбил красный «мини-купер». Мы с Персик переходили бульвар Фэйрфакс в Лос-Анджелесе. Персик – это мой карликовый бигль. Обычно я не выгуливаю собаку в такую рань, но накануне у нее случился запор, и бедняга мучилась всю ночь. Она скулила у кровати минут сорок, дожидаясь, пока я встану. Мне до сих пор стыдно. Персик чудесная и преданная. Но вы же сами знаете – когда забываешься глубоким безмятежным сном, ничего вокруг не существует, даже терпящей из последних сил собаки.

В конце концов я вывела Персик на прогулку. К счастью, накануне я настолько устала, что завалилась спать в одежде – в облегающих джинсах фирмы «Джей бренд» и любимом черном свитере с широким воротом, сексуально открывающим левое плечо. Чуть позже вы поймете, почему меня радует, что не пришлось наспех натягивать старые треники и грязную футболку.

Как бы там ни было, Персик тоже умерла, и сейчас она здесь, со мной.

Мне так ее жаль. Чем бедняжка заслужила смерть, едва ей полегчало?

Разве не странно, что все так закончилось? Попытайтесь представить, что бы вы сделали в жизни по-другому, заранее зная: в двадцать девять лет во время прогулки с собакой вас ни свет ни заря собьет «мини-купер»? Я постоянно об этом думаю. Люди тут, наверху, все время твердят, что таков порядок вещей. А я гадаю, что бы поменяла. Вряд ли многое. Хотя не стала бы сходить с ума из-за зубов. А то я хваталась то за нить, то за щетку, потому что бабушка перед смертью велела беречь зубы. Ее уж очень донимали вставные челюсти.

Я бы посмотрела все достопримечательности, посещение которых откладывала на потом: пирамиды, Сикстинскую капеллу, «Мону Лизу». Подумать только, я выросла в Филадельфии, но никогда не видела знаменитый колокол! А в десятом классе, когда нас возили на экскурсию в Нью-Йорк? Лучше бы мы с Пенелопой сходили вместе со всеми к статуе Свободы, а не разгуливали тайком по «Бергдорфу». Возможно, стоило еще отказаться от омолаживающих процедур по девяносто долларов и инъекций ботокса два раза в год. И уж точно не налегать с такой одержимостью на солнцезащитный крем.

Я знаю, что должна грустить при мысли о родителях и друзьях, ведь они сейчас горюют обо мне. Но здесь, наверху, относишься ко всему совершенно спокойно. Вряд ли нас пичкают транквилизаторами, хотя по ощущениям похоже, будто лежишь под капельницей с лоразепамом. Я спрашивала, можно ли спуститься на землю и взглянуть в последний раз на лица любимых, но местные в один голос утверждают, что теперь я бессильна. Мол, когда оставшиеся на земле умрут и попадут на небо, они сами поймут, как глупо оплакивать ушедших. По мне, так подобные порядки довольно жестоки, хотя все уверяют, что небеса тут ни при чем. Осознание появляется еще при жизни, с возрастом и мудростью. Но это ужасно! Ведь мои сейчас места себе не находят. Нужно что-то сделать, хотя бы крикнуть им: «Все хорошо! Я в норме!» Если честно, я уже очень соскучилась. Безусловно, денек выдался занятой – сначала смерть, потом путь сюда, – но мне необходимо сказать родителям, как сильно я их люблю. Помните тот ужасный обвал в шахте? Даже там люди успели настрочить записки своим семьям, а у меня почему-то не было такой возможности. Какого черта? Все это немного нечестно, хотя я рада за шахтеров и их родных – и те и другие получили какое-никакое утешение.

Как бы там ни было, вы, наверное, гадаете, где я и что тут делаю. Жива или мертва, а может, вообще в другом измерении?

Если честно, я сама толком не уверена. Я попала сюда несколько часов назад и еще многого не знаю. Но зато могу рассказать, что произошло. (Надеюсь, мне можно с вами разговаривать. Никто не просил держать язык за зубами; к тому же вряд ли я первая болтушка, попавшая на небеса.) Так что слушайте.