Книга Маленькая коммунистка, которая никогда не улыбалась - Лола Лафон

Я думаю о ней: должно быть, она развлекается, представляя себе, как я увязла в этой истории. Но как двигаться дальше без ее помощи, как рассказать о той ночи, когда беглянка шла по грязи через промерзший лес? Ее раздражает обилие собранных мной документов, она предпочла бы оставаться моим единственным источником и вот теперь доказывает, что без нее я вообще ничего не могу: где уж мне рассказать о том, как Надя К. покинула свое окружение…

Великолепная подготовка этого безукоризненного соскока, этого удара, этого плевка в лицо Товарищу. Надя оставила за собой последнее слово в этой истории.

Правильное выполнение вольных включает в себя пять пунктов. Во-первых, гимнастка должна обеспечить себе безопасный выход из акробатических диагоналей. Во-вторых, прежде чем выполнить опасный элемент, следует набрать высоту – не только ради хорошей оценки, но, опять-таки, ради безопасности. Третье условие – выносливость: если она выдохнется перед последней пробежкой, то окажется в невыгодном положении. Четвертое – отличная подготовка, позволяющая избежать травм. И наконец, последнее – умение, способность «продать» свой номер судьям и зрителям.

Надя К.

НАВОДКА НА БЕСКОНЕЧНОСТЬ

Пятница 1 декабря, 16 часов 40 минут, аэропорт Кеннеди

Экран телевизора поделен надвое. Справа – закольцованное рукопожатие Горбачева и Буша на Мальте. Слева – борт 29 компании Pan Am[71]замер на полосе прилета, серый воздух колышется, так и чувствуешь, какой там холод. Журналисты напирают на ограду. Где она, где? Да вот же – маленькая фигурка вдали. А вокруг люди в форме… Это она, она! Журналисты выкрикивают ее имя, она в ответ машет рукой. Господи, а какая жара была тогда, летом 1976-го, в ту ночь, когда они в отведенной прессе гостинице нетерпеливо ждали рассвета 18 июля и бумажных доказательств того, что видели своими глазами, проявленных наконец-то и напечатанных фотографий той, которая никогда не улыбалась. Что оно вытворяло, ее маленькое, компактное, старательное тело! Они сидели допоздна, они снова и снова прокручивали запись выступления на бревне, а наутро, после нескольких часов сна, проснулись словно очищенными от прежних спортивных увлечений, обновленными видом ее купальника, под которым, когда она наклонялась, чтобы натереть ладошки магнезией, трогательно выступал копчик.

Теперь они уже поймали ее в видоискатели, но она все еще слишком далеко, ее загораживают полицейские из службы безопасности аэропорта и пограничники. Фотографы дышат с осторожностью, только бы не дрогнула рука, только бы картинка не получилась размытой. Это исторический момент, наводка на бесконечность.

А теперь Надя близко. Вот она. В руке у нее заиндевевшая красная роза. Она улыбается. Немного голубых теней размазалось по темным кругам под глазами. Она, похоже, стала не очень-то фотогеничной, щеки в красных прожилках, а когда смеется, лицо кажется шире. Она поправляет волосы, светлые пряди похожи на пепельные крылышки. Она исчезает, растворяется в толпе людей, вооруженных вспышками и камерами, образуется пробка, со всех сторон указывают: да вон там она, там, левее, повернись! Она опять смеется. Раньше они никогда не слышали ее смеха. На губах у нее светлая перламутровая помада. Один из репортеров сует человеку, который держит ее за локоть (наверное, это полицейский в штатском), какую-то бумажку, тот на ходу бумажку разворачивает и что-то шепчет Наде. Она качает головой и наклоняется к микрофону, зажатому в чьем-то кулаке. Тотчас раздаются возмущенные свистки, крики: пусть она ничего ему не говорит, английский таблоид Sunday Mail только что купил эксклюзивные права на ее будущий рассказ.

Просторный зал терминала, где наспех организуют короткую пресс-конференцию, не может вместить всех. Надя снова и снова повторяет, что не скажет ни слова о своей эпопее. А кто этот стоящий рядом с ней человек? Она манерничает, колеблется: это друг! Потом спохватывается: нет, это… это мой импресарио! Они с «импресарио» одеты в одинаковые толстые линялые джинсовые куртки, в одинаковые штаны, они одинаково открывают в улыбке тусклые зубы, у нее на шее позолоченная цепь с крупными звеньями, которую она все время теребит. Маленькая хулиганка с рок-н-ролльной ухмылкой, грудей под курткой не видно, короткие волосы гладко зачесаны назад… перламутр, флюоресценция, гель, а все равно похожа на мальчика.

Увидится ли она с Белой? Вероятно, отвечает Надя и тут же очень весело прибавляет по-английски: «Я так счастлива, оттого что я здесь, в Америке. Давно хотела сюда приехать, но не было никого, кто в этом помог бы. Мне хотелось спокойной жизни, но вижу, не очень-то получится» – заканчивает она свою короткую речь, превратившись на этот раз в насмешливую обольстительницу. С пресс-конференции она уезжает на полицейской машине, облагороженная новым статусом политической беженки, который предоставлен ей из-за «обоснованных страхов преследования». Бела К., в тот вечер – гость выпуска новостей, говорит: «Я испугался, когда узнал, что видели, как она села в Венгрии в иностранную машину, но я в нее верил, и ей было известно, что надо пойти в американское посольство. Зато теперь я беспокоюсь, очень беспокоюсь! Кто такой этот П.? Честный ли он человек, помогает ли ей обрести свободу или действительно пытается стать ее… ее импресарио?»

А она? Подсчитает ли она, сидя в гостиничном номере, эти упивающиеся своей властью многоточия в завтрашних газетах, эти погребальные оды ее лицу, неумелая «боевая раскраска» которого была особенно хорошо видна на крупных планах. «Метаморфоза… Мы так этой девочкой грезили… Надя… изменилась».

ОТКРЫЛИ ОГОНЬ

5 декабря

– К сожалению, в аэропорту Майами слишком много репортеров! – заявила она, заставив их прождать больше двух часов, а потом: – Моя первая настоящая пресс-конференция проходит в Голливуд-Сити-холле, это знак! Знаете – чего? Того, что про мою жизнь будут снимать фильм! И я в нем буду играть!

Какой-то журналист из задних рядов:

– Это флоридский Голливуд[72], дорогуша, а не калифорнийский, и, если говорить о знаках, это меняет все.

Его слова встречают смехом, аплодисментами и свистом, поднимается шум. Она оборачивается к П., одетому в ту же грязную куртку, что и несколько дней назад, когда они приехали в Нью-Йорк. Их вещи пропахли спешно покинутыми номерами мотелей, беспокойными ночами, тягостными пробуждениями.

– Ну что поделаешь… Так о чем вы хотели спросить?

Она засовывает кулаки в карманы, как перед зеркалом в гостиничном номере, Мадонна на телеэкране презрительно смотрит на ведущих передачи, поджавших губы с явным неодобрением, – SO WHAT[73], мастурбация – не преступление, если хочешь остаться девственницей, и самое то – если хочешь стать проституткой, это твое право – быть ею, ее ярко-розовые губы в высшей степени SO WHAT. Поймать волну! Не упустить шанс! И стать собой! Свободной, динамичной, готовой принять любой вызов нового мира, прагматичной и не зажатой, стряхнуть с себя коммунизм и…