Книга Английская портниха - Мэри Чэмберлен

Сестра Бригитта помедлила секунду, прежде чем ответить:

– Возможно. – И после паузы: – В приют попала бомба. (Ада вскрикнула.) Детей эвакуировали.

– Куда?

– В Дахау.

Но все складывается. Фрау Вайс. Она кладет глаз на Томаса. В Дахау. Пригожий младенец. Дети, что Ада встретила по дороге обратно в Мюнхен, они были из приюта. Она вернется в Дахау, отыщет приют. Ее там непременно выслушают и помогут найти Томаса.

Волосы отросли, и Ада немного округлилась. Когда минули две недели постельного режима, ей позволили встать. Ада спустила ноги на пол, оттолкнулась от кровати, сперва ее покачивало, не бойся, шагай, так ребенок учится ходить. Каждый день она делала все больше шагов, сначала обходила кругом спальню, затем одолела коридор и добралась до оранжереи. При мысли, что она опять увидит герра Вайса, Аду сковал страх. Подойдите же, дорогуша. Сядьте рядом со мной. Сестра Бригитта рассказала ей, как он умер. Самоубийство. Вспорол себе вены мясницким ножом. Оставил записку, адресованную племяннику, обер-штурмбанфюреру Мартину Вайсу: «Следую за фюрером». В оранжерее Ада не задержалась и вышла в сад. Для мая погода была холодной, но полуденное солнце твердо обещало тепло. Сестра Бригитта принесла ей одежду: пару обуви, юбку, слишком длинную и широкую, блузку из хлопка с начесом.

– Фрэнк купил. Говорит, заплатил хорошими сигаретами, – без тени улыбки сообщила монахиня. – Ни у кого нет продуктов. Люди в отчаянии. Готовы продать что угодно. А сигареты – это деньги. – Она указала на швейную машинку, пылившуюся под кроватью: – Воспользуйтесь. Подшейте. Подгоните по фигуре.

– Я привезла ее с собой? – опешила Ада. – О чем я думала?

– Вы не думали, – сказала сестра Бригитта. – Вы сходили с ума.

Ада водрузила машинку на стол. Нитка, вставленная еще в Дахау, не порвалась. Движок не помешало бы смазать, но работала машинка отменно. Как часы.

– А зеркало? – напомнила Ада. – Вы ведь обещали.

Сестра Бригитта повела ее в кладовую. В углу стояло огромное напольное зеркало под слоем пыли. Они выволокли зеркало на середину комнаты, и сестра Бригитта смахнула пыль рукавом.

Ада встала перед зеркалом. Видела она теперь плохо, шитье попортило ей зрение. Предметы вдали расплывались. Подошла поближе. Худое лицо, резко очерченные скулы. Кожа туго обтягивала череп. Но глаза больше не проваливались и не смотрели затравленно, щеки порозовели, волосы обрели былую густоту и доросли до подбородка. Ада заправила волосы за уши, взбила на макушке.

Повернулась одним боком, другим. Ада Воан. Тощая как палка. Но везучая. Везучая.

Сестра Бригитта пошарила в кармане и протянула Аде маленький тюбик:

– Мы нашли это в вашей рясе.

Губная помада. Ада открыла ее, наклонилась к зеркалу, провела помадой по губам.

– Спасибо. – Ада обернулась к сестре Бригитте, привлекла ее к себе и поцеловала в щеку, оставив ярко-красный отпечаток своих губ.

– Вот бы всегда было так просто, как с вами. – Американский лейтенант протянул ей бумагу и билет на поезд. – С другими пока разберешься, кто они на самом деле.

Ада взяла документ. Вверху крупными буквами: «Пострадавшая британская подданная». Провела пальцем по своему имени: «Ада Воан. Британская гражданка, перемещенная во время военных действий, наделенная правом репатриации в Соединенное Королевство».

Ада была наслышана о том, как немцы бомбили Лондон. Что, если ее дома больше нет? Где ей искать родных?

– Все будет хорошо, – уверяла сестра Бригитта. – Они будут так рады снова увидеть вас.

Внизу шрифтом помельче: «Держите этот документ при себе постоянно. Предъявляйте по требованию. Не передавайте третьим лицам».

Не долго ей этим пользоваться.

Джип был без верха. К началу июня воздух прогрелся, от весенней промозглости не осталось и следа.

– Да, это не лимузин, – весело признал Фрэнк. Он с сестрой Бригиттой сидел спереди, Ада – на заднем жестком сиденье. – Для дам не предназначен, что и говорить. Но этот стальной боевой конь не подведет, – Фрэнк с нежностью похлопал по рулю, – и доставит нас куда надо. – Он обернулся к Аде, улыбаясь: – Я так и думал, что вы не настоящая монахиня. Смекнул, как только вас увидел. Нет, вы из другого теста.

Ехали они быстро, и Ада цеплялась за спинку сиденья, чтобы не упасть. Фрэнк посигналил отощавшему псу, объехал выбоину на дороге.

– Я так и сказал сержанту… помните его? Сержант, говорю, та монахиня, что вы спасли, знаете, кто она? Та к вот, она вовсе и не монахиня, но форменная леди. Но послушайте, Ада, – он опять обернулся к ней, – вы прямо-таки красотка.

Ада благодарно улыбнулась. Давно ей не приходилось краснеть от комплиментов. Фрэнк был коротко стрижен, волосы топорщились по краю фуражки. На воротнике перхоть. Из-под манжет кителя высовывались темные завитки.

– Значит, возвращаетесь домой, – продолжил он. – Бросаете меня.

По улицам Мюнхена сновали люди, худые, в потрепанной одежде, с сетками в руках или с пакетами из коричневой бумаги. Один мужчина остановил американского солдата и вынул из пакета часы. Солдат покачал головой. Мусор сгребли бульдозерами в высоченные кучи. Около них роились женщины и дети, вынимали камни голыми руками, копали деревяшками, отчищали найденное. Женщина с усилием вытягивала что-то глубоко зарытое, по склону потревоженной кучи покатились обломки кирпичей.

– Что вы там будете делать? – спросил Фрэнк.

– Где?

– Дома.

Ада пожала плечами. Об этом она еще не думала, она представляла лишь, как открывает дверь родного дома, а навстречу ей мама, папа и все прочие. Как сложится дальше, об этом она подумает потом.

– Поедем в Америку, – внезапно предложил Фрэнк. – Я о вас позабочусь. Откормлю вас. – Он скосил глаза на сестру Бригитту. – Беру Господа и сестру Бригитту в свидетели, я обеспечу вам нормальную жизнь. Особого богатства не обещаю, но заживем на славу. Задвинем подальше все что было. Начнем сначала. Страна возможностей. Что скажете, Ада? – Он повернулся к ней, задорная улыбка на лице. – Выходите за меня.

– Зовете замуж? – рассмеялась Ада. – Но я вас не знаю.

– Ну и что с того? – громко говорил Фрэнк, стараясь перекричать шум двигателя. – Зато я вас знаю. Как только увидел вас, сразу понял: вы – моя судьба.

– А Томас?

– Детишки, да. Я их обожаю.

Он расправил плечи, словно готовясь проглотить небо. «Ты на свете одна такая, и я такой один». Его голос взмыл над уличным шумом, нежный, как ласка, и чистый под стать небесам. Аде вспомнился отец, он пел как соловей. Эту песню он тоже пел у пианино в пабе или для матери на кухне в те благодатные дни, когда они не ссорились. Ничего прекраснее она давно не слышала. Не увязаться ли ей за этим голосом? Америка. Там она станет женой Фрэнка.