Книга Быстрее молнии. Моя автобиография - Усэйн Болт

Черт, я не чувствую свой член.

Колени были уже в порядке, бедра тоже.

О боже, не чувствую член… Ничего…

Мои ягодицы.

Да что же, черт возьми, с моим членом?

Когда первые признаки чувствительности появились, я выдохнул с облегчением. Какая там авария: онемевшая крайняя плоть – вот самая стрессовая ситуация, с которой я сталкивался в жизни.

* * *

Когда тренер услышал новости и увидел фотографии моей разбитой машины, он подумал, что я погиб. Он был просто в ужасе. «Никому не может повезти выбраться живым из такой машины», – сказал он, когда ему позвонил ЭнДжей и сказал, что со мной все в порядке. Тренер не верил никому, кто уверял его, что я жив. Я думаю, это был один из самых волнительных моментов его жизни – увидеть меня живого, идущего навстречу ему с перебинтованной ногой. Мы оба знали, что я был на волосок от смерти.

Неожиданно авария изменила образ моего мышления. Я понимал, что Бог спас меня, потому что у него были на меня свои планы.

В детстве факт того, что я был больше, сильнее и намного быстрее других детей, принимался мною как само собой разумеющееся. А теперь все изменилось. Я понимал, что мне послано нечто особенное, и стал брать Библию во все мои поездки. Сестра отца, тетя Роза, стала присылать мне по стиху из Библии в СМС каждый день, а я затем их переписывал, чтобы выучить.

Я вдруг стал ощущать себя в безопасности от сознания того, что кто-то заботится о моем благополучии. Вскоре после этого случая я полетел в Майами. В полете сильно трясло, и всех вокруг меня тошнило от турбуленции. Однако я был спокоен. Я откинулся на сиденье, закрыл глаза и расслабился.

«Все равно я не погибну при крушении самолета, по крайней мере не сейчас, – думал я. – Мне еще надо немного побегать».

Я стал более восприимчивым. Я осознал, что мне неожиданно была дарована жизнь, и начал стараться использовать этот дар как можно бережнее и внимательнее. Я захотел бегать еще быстрее. Я стал общаться с другими атлетами в клубе Racers. Пришла пора учить, и я давал советы молодым ребятам по гоночной технике и стилям бега. Я хотел передать то, чему научился на беговой дорожке. Я чувствовал, что готов помогать молодым как можно больше, и надеялся, что это сможет изменить их жизнь навсегда, хотя они это и не осознавали.

В детстве факт того, что я был больше, сильнее и намного быстрее других детей, принимался мною как само собой разумеющееся. А теперь все изменилось. Я понимал, что мне дано нечто особенное.

Однажды на тренировке я наблюдал, как молодые атлеты бегали эстафету 4х100 метров. Во время разминочной серии один спортсмен бегал медленной трусцой, растягивая свои мышцы во время прохождения поворота. Однако время от времени он делал сильные ускорения. Это любительское движение могло стать опасным, поэтому я счел нужным предостеречь его.

– Эй, не делай этого, – сказал я. – Если будешь так заниматься, перенапряжешь свои подколенные сухожилия и получишь травму.

Он кивнул и вернулся к обычному беговому ритму. Возможно, он не придал тогда этому большого значения, но я посчитал, что если он сможет таким образом избежать травмы и выиграет на каком-нибудь чемпионате, то можно считать, что я внес свою лепту. И это положило начало моему новому мировоззрению.

То, что я выжил, было чудом. То, что я мог ходить, было большой удачей, и единственным физическим повреждением – последствием аварии – была моя раненая нога, лечение которой заняло несколько недель. Для меня это, конечно, было хорошо, потому что 2009 год был важным, так как приближался чемпионат мира в Берлине. Все разговоры об отсутствии Тайсона Гэя в финале Олимпийских игр не давали мне покоя весь сезон, и я хотел доказать, что был лучшим бегуном на планете. После отдыха я стал собираться с силами и концентрироваться, так как я знал, что на этот раз Тайсон на чемпионат приедет.

А затем этот парень допустил просчет. Он сообщил в прессе, что мой мировой рекорд ему по силам и он собирается побить его. Когда я впервые услышал эти высказывания, то уже выздоровел и активно тренировался, но не мог понять, почему он так поступил. Если другой бегун стремится побить мое время, зачем нужно заявлять об этом на весь мир? Теперь Тайсону нужно развить самую быструю скорость на 100 метрах, иначе он будет выглядеть просто глупо. Он взвалил себе на плечи слишком тяжелый груз ответственности.

Такие новости мне только помогали, так как подобная информация позволяла вычислить тактику оппонента. Если представить беговую дорожку психологическим поединком при игре в покер, то Тайсон тут явно перебрал, даже по-крупному. Его слова показали мне, что он не осознавал моей внутренней силы. Он не проанализировал, кто я такой и что творится у меня в голове по поводу предстоящего крупного забега. Разумеется, Тайсон знал о моем физическом мастерстве. Но он должен был понимать, что громкое заявление любого противника всегда заставляло меня тренироваться усиленнее. Это разжигало во мне дух соперничества. Все в клубе Racers знали, что говорить при мне чепуху было ошибкой, потому что я тут же начинал копить силы для борьбы.

Я догадывался, что у нас с Тайсоном совершенно противоположные точки зрения на атлетику. Я никогда не делал громких заявлений, как бы уверенно себя ни чувствовал перед чемпионатами. Тренер и мой опыт научили меня – что бы ни произошло на забегах, это не может сбить меня с моего основного курса. Как только я ступал на беговую дорожку и слышал выстрел, то отдавал себя на милость стольким разным случайным факторам, каждый из которых мог свести на нет мою попытку побить мировой рекорд. Я мог оступиться или потянуть подколенное сухожилие, я мог упасть прямо у финишной черты. Столько всего могло пойти не так и нарушить все мои планы. Но была еще и другая сторона. Если бы я захотел, я мог бы утверждать, что мировой рекорд будет побит. Никто бы не смог сказать по-другому – кто докажет? Ни Тайсон, ни кто-то другой. Поэтому я оставлял все разговоры для интервью и пресс-конференций после гонки.

Поначалу тренировочные серии упражнений были для меня тяжелой работой. Из-за травм на моих ступнях я начал подготовку к чемпионату мира в невыгодном положении: я отставал от своего тренировочного расписания и даже не мог держать скорость какое-то время. Каждый раз, когда я бежал, порезы на ноге горели. Я использовал ботинки с протектором из специального материала, позволяющего защитить порезанную кожу на пальцах и подъеме ноги, и это немного уменьшало боль, но бегать по кругу было практически невозможно. Каждый раз, когда я входил в поворот, раны начинали кровоточить.

Хотя тренер и видел, что я работаю через боль, его лицо редко отражало беспокойство или сочувствие, через какие бы муки я ни проходил. У него был непроницаемый взгляд, к которому я уже успел привыкнуть за время совместной работы. Конечно, я знал, что ему жалко меня, когда я попадаю в неприятную ситуацию, но при этом отчетливо понимал, что тренеры зачастую оценивают своих бегунов так же, как коневоды оценивают породистых скаковых лошадей в загоне.

Стоя на боковой линии, тренер изучал мои мускулы, словно они были инструментом его профессии. И пока я мчался на предельной скорости по дорожкам трека Университета вест-индийских культур, он анализировал мою физическую форму и силу. Мой победный потенциал проверялся при каждой серии упражнений.