Книга Путь к трону. Князь Глеб Таврический - Александр Сапаров

Вот уже две недели, как мы вышли в Приазовские степи и шли на соединение с полками Ярополка. Под его командованием было почти десять тысяч воинов. Для этого времени довольно большое число. Но степь не средняя полоса, вода определяла здесь все – когда жить, когда умирать. Только незнающий человек мог думать, что в степи можно идти везде, где захочешь, – ничего подобного. Все дороги, сакмы, были известны тысячи лет, и армии завоевателей, как и кочевья, ходили по известным маршрутам. Единственное – надо было иметь людей, которые эти маршруты знают. А у нас такие были.

Ратибор, казалось, помолодел – ему было уже за шестьдесят лет, но он сидел в седле не хуже молодых.

– Глеб, – по-простому говорил он мне, когда никто не слышал, – я всю жизнь этим живу. Нельзя мне дома помирать. Пусть это будет в битве.

У нас уже все вошло в колею. Если в первые дни еще были досадные поломки телег, другие проблемы, самой большой из которых была переправа через Кубань, то сейчас все было отработано. Все знали, сколько пройдем за сегодняшний день, где встанем на ночлег. Уже без проблем, когда останавливались, полторы тысячи человек за два-три часа привычно укрепляли лагерь, чтобы никто не мог напасть внезапно. Охотничьи команды привозили дичь, и вскоре на кострах готовилась еда. Хотя мы передвигались достаточно медленно, все же мои воеводы были довольны: еще никогда не видели они такого единения ратей и обоза, которого в полном понимании этого слова и не было.

Пока никто из кочевников на нас не нападал, да и видели мы одиноких разведчиков всего два раза. Но никто не расслаблялся: все знали, что песец может прийти незаметно.

Гзак на ходу монотонно напевал унылый протяжный мотив, по сторонам мелькал ковыль, разбегались с дороги дрофы и зайцы, его ноги практически без участия рук, держащих повод, направляли коня в нужную сторону. Рядом с ним скакало еще несколько всадников. Гзак был доволен: сегодня его отец Джурай-хан впервые отпустил его командовать дозором. Вынужденный в прошлом году уйти чуть ли не за горы, его род возвращался обратно к Данаперу. Отец, все еще переживающий смерть старшего сына, случившуюся три года назад, долго не доверял Гзаку самостоятельных заданий, но все-таки он смог доказать, что уже может быть воином.

В шестнадцать лет он убил своего первого врага – и сейчас был полон желания подтвердить свое право на командование.

Легким движением Гзак направил коня на вершину большого кургана. Еще лет десять назад отец приказал поставить тут статую балбала[36], несколько лет мастера и десятки рабов сначала поднимали огромный камень на вершину кургана, а потом высекали статую предка.

Воины спешились. Один из них легко подхватил барана, лежащего связанным у него за седлом, и понес к статуе, окруженной большим кругом вкопанных камней. Внутри круга уже начала расти трава. Только старое кострище еще выделялось темным пятном. Воины быстро развели небольшой костерок, собрав сухие лепешки кизяка. Баран был разделан, и кости, шкура и голова положены к подножию статуи. Гзак осторожно смазал ее рот кровью жертвенного животного.

«Предок, – мысленно говорил он, – пусть наше кочевье будет удачным. Мы пойдем к урусутам, убившим моего брата. Будем жечь их жалкие постройки и насиловать их женщин. Люди, которые ранят землю, не достойны жить свободно, их судьба быть нашими рабами». Как всегда при мысли, что он будет резать и насиловать женщин, у него появилось возбуждение, и Гзак, оглянувшись на своих спутников, присел, чтобы они не заметили торчавших бугром штанов.

Они жарили на прутиках кусочки жирной баранины и кидали их в рот, когда один из них вскочил и с возгласом удивления показал на запад.

Гзак моментально раскидал недогоревший кизяк и присоединился к остальным, жадно рассматривающим длинную вереницу странных повозок.

Его товарищи возбужденно переговаривались, обсуждая, что это может быть. А Гзак для себя уже все решил:

– Богатые купцы собрали караван и идут в Дербент. Они думают, что куманы испугались урусутских коназов и попрятались по ущельям.

В его голове уже появились картины товаров, которые наверняка есть в этом караване.

«Если их удастся взять, – думал он, – наш род опять займет свое место в степи, будет кочевать, где захочет сам, а не там, где укажут на совете».

Джурай-хан сидел на кошме около своей кибитки и пил кумыс из оправленного в серебро черепа, когда раздались крики и к нему через кольцо охраны промчался на коне младший сын. Ловко спрыгнув, он припал к ногам хана:

– Отец, мы обнаружили в степи купеческий караван, он идет прямо на нашего балбала. Он очень большой, отец, предки посылают его в наши руки.

Хан нахмурился, его лицо явно показывало напряженную работу мыслей.

– Сын, ты точно уверен, что это купцы? Очень странный путь они себе выбрали. Они что, совсем не боятся идти по нашему кочевью?

– Отец, там шесть десятков огромных повозок, а между ними идет охрана, нам не удалось посчитать ее. Но их всего не меньше тысячи.

– Ха, как удачно началось летнее кочевье: боги посылают нам неразумных урусутов. Спасибо, Гзак, ты принес хорошие вести.

Хан допил кумыс и встал. Он сделал жест рукой, и к нему тут же подскочил старший охраны.

– Поднимай воинов, нас ждет битва.

Мы с Ратибором стояли метрах в ста впереди по ходу нашего движения. Он, сорвав травинку, периодически ее покусывал, рассказывая о своих сражениях, происходивших в этих местах. Неожиданно он встрепенулся и, упав, приложил ухо к земле. Я немедленно последовал его примеру и услышал ровный гул. Ратибор, глядя на меня, сказал:

– Не меньше тьмы всадников.

Когда мы повернулись обратно к каравану, над передней повозкой уже реял красный вымпел, а остальные быстро разъезжались в разные стороны.

«Да, – подумал я, – тренировки даром не прошли».

Мы проехали в оставленный для нас проезд, и его немедленно закрыла очередная повозка. С грохотом падали откидные щиты, для того чтобы закрыть низ повозок, гремели цепи, набрасываемые на прочные кованые крюки. Арбалетчики, усевшись на специальные сиденья, деловито проверяли свое оружие и укладывали поудобней болты. Кони все были выпряжены и привязаны под щитами, защищающими их от навесного огня. Я пробежал к телеге с пушкарями, пушка уже была заряжена, а запальная кочерга лежала на стойке в небольшом костерке. Все свободные воины работали лопатами. Колеса повозок были уже почти наполовину закопаны в землю, и только тогда с двух сторон большого кургана появилась сплошная стена всадников, их визг и улюлюканье наполнили воздух.

Когда Джурай-хан увидел почти правильное кольцо урусутских кибиток, его в первый раз кольнуло неприятное чувство, будто он что-то сделал не так. Но отступать было поздно, и он отбросил это чувство – выхватив лук, наложил первую стрелу и с гортанным кличем пришпорил коня.