Книга Медленнее, ниже, нежнее… - Татьяна 100 Рожева

Он встал, хрустнув коленями.

– Засиделся я… Пойдем, поплаваем! – он вышел и крикнул мне от бассейна: водичка – что надо!

Потом снова заглянул в столовую.

– Переодеться можешь в душе, если уж так стесняешься меня и голой не хочешь плавать.

Анатолий Михайлович перепахивал голубую гладь бассейна полными негнущимися руками. Седые усы залипали при каждом гребке на его раскрасневшихся щеках. Я хотела возмутиться, что он плавает без шапочки, но вспомнила, что бассейн его собственный.

Он поплыл кролем, вынимая из воды раскрытый рот, на котором как водоросль на гроте, повисала седая мочалка усов. В голубой воде его руки казались сиреневыми. Я старалась не мешать ему, но он норовил при каждом удобном случае прижать меня к кафельной стенке и облапать.

Я ушла в сауну. Он вошел следом и взгромоздился на полку в полотенце на бедрах.

– Хороша у меня банька, а?

– Ага.

– Виктор здесь хозяйничает. Встречал нас вместе с Аннушкой. Он у меня завхоз и за баню отвечает. Я люблю попариться. Он всегда протопит к моему приезду как следует! Золотой мужик!

– У вас все золотые.

– Людей надо любить! Тогда и они отвечают.

Мы посидели молча. Анатолий Михайлович покрылся испариной и скинул полотенце.

– Ух, хорошо! А ты чего в купальнике паришься? Синтетика, небось? Снимай, не съем я тебя!

Я сняла купальник. Анатолий Михайлович, скользнул по мне оценивающим взглядом и взялся рукой за член, который сразу исчез в его кулаке. Глядя на меня, он стал двигать кулаком вверх-вниз, почему-то шевеля при этом усами. Между большим и указательным пальцем появилась розовая головка с одним распаренным глазом.

– Тебе нравится моя залупа? – тяжело дыша, спросил Анатолий Михайлович.

– Очень… Жарко. Я пойду в душ.

Стоя под прохладным душем, я почувствовала спиной его горячий живот.

– Я люблю таких как ты женщин, – пришлепал он мокрые усы к моей шее. – Моложе – ничего не умеют и не соображают, старше – жопа уже жидкая и сиськи висят. А ты – самое оно!

– Знаете, если мы планируем работать, лучше воздержаться от… – начала я, но официальный тон казался таким смешным в голом виде, с его животом на спине.

– Да ладно тебе! – пристроил он ладони на мою попу, – мне нужен близкий человек, во всех смыслах.

Только тогда что-то путное может получиться. Я так считаю. Пойдем еще выпьем.

Мы вернулись к столу с лакированными ногами. Закуски сменились на новые, а тарелки на чистые, но рядом никого не было.

– О! Чудо! Меняю скатерть самобранку на аналогичную простынь! – Пошутила я старую шутку.

Анатолий Михайлович посмотрел на меня из-под влажных бровей и наполнил рюмку.

– У меня дом на Кипре. С прислугой. Я по полгода, с ноября по апрель, там нахожусь. В мае возвращаюсь. Люблю нашу весну. Нигде такой нет. Я вообще патриот, но зимой лучше там. Сейчас дела добью и туда. Поедешь со мной, там лучше пишется. Море, воздух, фрукты, девушки, море… – он замолчал.

– Два моря?

Его голова упала на грудь, выдав порцию храпа. Тоненького и протяжного, словно жалоба.

– Анатолий Михалыч! Вы заснули! Давайте я вам помогу?

– Ох, не беспокойтесь, Танечка! – возникла вдруг Аннушка, – я сама, сама! У нас еще процедурки перед сном! А вы парьтесь, пожалуйста, купайтесь, кушайте! Чаек вам еще подогреть?

– Спасибо, не надо, я тоже спать пойду.

– И правильно! – закивала Аннушка. – Утро вечера мудренее! Хороших вам снов!

Я поднялась наверх. Голубая комната цветом и температурой напоминала морозилку. Открытое окно напустило в комнату воздух ночного ноябрьского леса. Возле белой кровати работал электрический нагреватель, но теплее не становилось. Я погрела на нем ладони как Настенька из сказки «Морозко». Вопроса «тепло ли тебе девица?» не прозвучало, зато был слышен звук ласковой возни из спальни Анатолия Михайловича. Потом все стихло. Перспектива провести ночь в морозилке заставила меня выйти к людям.

– Анна! Вы здесь? – тихо позвала я. Потом повторила громче. Никто не ответил. Желтый свет из-под двери напротив дразнил теплом. Я постучала и приоткрыла дверь.

– Извините, пожалуйста! Вы не спите?

– Нет-нет, заходи! – голый по пояс, хозяин возлежал на двуспальной кровати с книгой на волосатом животе. В комнате было жарко натоплено. – Что случилось?

– У меня дубак в комнате, Анатолий Михайлович! Можно меня куда-нибудь переместить?

– Дубак? Как так?

– Окно было открыто.

– Не может такого быть! А ну пойдем, посмотрю!

Он откинул одеяло, и пошел на меня в полосатых трусах по колено.

– Да… – почесал он, зайдя ко мне, седую, словно заиндевевшую макушку, и громко крикнул в коридор: – Аннушкааа!

Гулкий коридор ответил тишиной.

– Ну я завтра разберусь с этим. Знаешь, что, поздно уже перекладываться, ложись у меня. Кровать большая, места хватит.

Я с сомнением посмотрела на полосатые трусы.

Он ухмыльнулся.

– Да не трону я тебя! Не бойся! Ложись и спи. Буду храпеть – толкнешь!

Я с удовольствием почувствовала тепло мягкой постели и без удовольствия запах лекарств, чеснока и старости.

– Улеглась? Спокойной ночи! – он погасил ночник и спустился ниже по подушке. Еще минуту он бил ее, придавая ей удобную для сна позу, и потом затих.

– Тепло? – спросил он в темноте.

– Угу. Спасибо. Спокойной ночи.

Я лежала в чужой теплой постели и думала – не могла же эта Аннушка не понимать, что, открыв окно, она толкает меня к своему хозяину в постель. Зачем она это сделала? А может, это не она? Может, во время экскурсии по дому хозяин сам раскрыл окно, пока я разглядывала в коридоре копию Шагала с летающими людьми и глубокомысленными рыбами? Но когда я переодевалась, окно было еще закрыто! Когда он успел его открыть? Я стала восстанавливать события и вспомнила, что из бассейна он отлучался минут на пять. Во! Сюжет закручивался как в настоящем детективе! Оставалось найти хладный труп и зацепку.

Цепкие пальцы пробирались ко мне между ног. Запах чеснока усилился.

– Впусти меня, – просипел Анатолий Михайлович, напомнив сказку «Чипполино». Только там был мальчик Луковка, а тут старичок Чесночок.

– Вы же сказали, только спать…

– Ну, мы быстренько и спать. Я хочу тебя!

Я вздохнула и сильней сжала бедра.

Он еще потыкался в меня чем-то мягким и неожиданно громко произнес:

– Ну что ты строишь-то из себя целку недотрогу?!? Тебе сколько лет? Ты девочка, что ли? Так пора уже!