Книга Двор чудес - Мишель Зевако

Манфред, пьяный от радости, продиктовал:

«Приказываю мэтру Леду, присяжному палачу города Парижа, отменить казнь осужденного Лантене ввиду его помилования. Приказываю сказанному палачу передать сказанного осужденного живым и здоровым в руки тюремной стражи».

Лойола поставил подпись.

— Еще не все, — сказал Манфред. — Теперь пишите, милостивый государь… нет, не на этом листке… вот на этом…

Лицо монаха посерьезнело.

Манфред продиктовал:

«Приказываю сержанту, начальнику караула городской стражи, коему препоручено конвоирование осужденного Лантене, освободить оного заключенного немедленно…»

— Но я не уполномочен отдавать такие приказания! — воскликнул Лойола.

— Пишите, пишите, милостивый государь… Ни в чем не сомневайтесь!

Лойола краем глаза посмотрел на Манфреда и увидел: юноша нервно теребит рукоять кинжала.

Он содрогнулся от ярости, все написал и подписался. Манфред внимательно перечитал оба документа и засунул их в камзол.

— Теперь я свободен, не правда ли? — спросил монах.

— Погодите еще, милостивый государь! Будьте любезны отдать мне ту бумагу, что теперь при вас.

— Какую бумагу?! — побледнев, воскликнул Лойола.

— Не извольте ломаться, милостивый государь! Я говорю о той бумаге, которую вы показали палачу и перед которой он так почтительно склонился.

— Эта бумага для вас ничего не значит, — пролепетал монах.

— Тогда вы тем более можете ее отдать. Давайте, решайте скорей! Если вы не предпочитаете, чтобы я сам взял ее с вашего мертвого тела.

Лойола понял, что сопротивление бесполезно. А поскольку он был не из тех, кто любит бесполезные препирательства, то вытащил документ и подал его Манфреду со словами:

— Вот то, что вы хотите, сын мой. Не забудьте, что я покорился добровольно… и что я, может быть, не такой уж враг Лантене, как вы думаете.

Но Манфред его не слушал.

Он развернул документ и закричал от радости. Это был приказ великого прево за его подписью и печатью: всем солдатам городской стражи, служащим тюрем и прочим вооруженным лицам повиноваться духовному лицу — предъявителю сего.

XXIII. Путешествие Лойолы

Манфред шепнул пару слов на ухо Кокардэру и бросился бежать. На улице он, как безумный, помчался в сторону Трагуарского Креста.

На бегу он наткнулся на другого бегущего человека, которого на некотором расстоянии преследовали мальчишки.

Человек упал, выронил из рук фонарь и закричал:

— Ничего у вас не получится! Все равно я его найду!

Он подобрал потухший фонарь и принялся осматривать дома, делая вид, что светит фонарем.

Услышав голос этого человека, Манфред застыл на месте.

Он обернулся и узнал великого прево. Что он здесь делал с фонарем? Почему мальчишки гнались за ним?

Потрясенный Манфред задал себе эти вопросы, но решил, что разгадывать эту загадку будет позже, а пока опять что есть мочи помчался к виселице у Трагуарского Креста.

Пошатываясь, еле дыша, он подбежал к эшафоту, выхватил бумагу и громко крикнул:

— Помилование! Осужденный помилован!

Палач выхватил из рук поданную бумагу.

— Помилование действительное и по должной форме! — вслух объявил он.

Этих слов было достаточно, чтобы лишить сомнений караульного сержанта, если у него таковые были.

Он, как сведущий человек, изучил оба документа и приказ великого прево, подкреплявший их.

— Все верно, — сказал он наконец. — Развяжите осужденного, он свободен.

— Ура! Ура! — завопила толпа.

— Объясни… — сказал Лантене.

— Пошли, пошли! — перебил его Манфред. — Сейчас все узнаешь.

* * *

Увидев, что Манфред ушел, Лойола еле сдержал ругательство, вертевшееся на языке. Скрестив руки под плащом, сжав кулаки, нахмурив брови, он уже обдумывал план страшной мести. Так пошли три долгих часа.

Кокардэр и Фанфар не выходили из погреба, не сводили с монаха глаз.

С минуту Лойола думал, может ли он разобраться с этими двумя. Он имел обыкновение выходить из дома всегда в кольчуге и с кинжалом под сутаной.

Но у его сторожей тоже были при себе длинные кинжалы и вид чрезвычайно решительный.

К тому же Кокардэр сказал ему:

— Предупреждаю вас, преподобный отец: мне приказано убить вас при первом же подозрительном движении. Так что если желаете еще послужить Богу и людям — сидите спокойно.

Кокардэр сопроводил эти слова таким движением кинжала, что у монаха не осталось сомнений в возможном исходе боя. И он принял решение сидеть тихо и молча, полагая, что Манфред вскорости возвратится. Как мы уже сказали, ожидание продлилось три часа.

Затем монах услышал шаги на лестнице. Появились Манфред и Лантене. Манфред так и сиял, чего, собственно, и ожидал Лойола. Но Лантене был мрачен — пожалуй, таким мрачным он не шел даже на эшафот.

Кокардэр и Фанфар горячо пожали руку тому, кого так удачно помогли выручить.

— Что же, господа, — первым заговорил Лойола, — надеюсь, теперь-то я свободен?

— Это мы еще посмотрим, — сказал Манфред.

— Неужели вы посмеете нарушить данное мне слово? Вы клялись сохранить мне жизнь в обмен на жизнь Лантене.

Манфред посмотрел на друга. Тот сказал, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие:

— Милостивый государь, только клятве моего друга… моего брата вы обязаны жизнью. Если бы Манфред, как вы сейчас сказали, не поклялся сохранить вам жизнь, я бы немедленно убил вас.

— Берегитесь! На мне священное облачение! — прервал Лантене Лойола, смертельно напуганный движением его руки.

— Убил бы, — продолжал Лантене, — как бешеного пса, без малейшего зазрения совести, и думал бы, что служу великую службу человечеству.

Лантене в этот миг был грозен и прекрасен.

— Но вы не бойтесь, — усмехнулся Манфред. — Воровское слово крепкое. Раз Лантене жив, то и ваша жизнь вне опасности.

Лантене еще немного помолчал и вытер рукой пот, градом катившийся по лбу.

— Да, — сказал он, — жизнь ваша вне опасности. А что до свободы… об этом поговорим.

Убедившись, что его не убьют, Лойола улыбнулся дьявольской улыбкой.

— Вы оба еще очень молоды, — сказал он, — и я прощаю ваши ложные суждения о человеке, которого вы должны были бы почитать по многим причинам. Но не подобает мне обсуждать с вами все мои поступки и цели, которые их вдохновляли. Скажите мне только, как вы хотите со мной поступить. Но подумайте вот о чем: сегодня сила на вашей стороне, но так будет не всегда. Если вы оставите меня в заключении, король Франции, у которого я в гостях, обеспокоится моим исчезновением и станет меня разыскивать. В конце концов все станет известно. Так что я забочусь о ваших интересах, не о своих: я-то давно приучил свой ум к мысли о гонениях, которые мне предстоит претерпеть, служа Богу и святой Церкви…