Книга Смертельная верность - Татьяна Ефремова

— У меня очень срочное, — заверила я. — И очень важное. Скажи, чтобы вывезти ребенка за границу нужно какое-то разрешение от отца?

— Конечно. Нужно нотариально заверенное разрешение на выезд от обоих родителей. Если ребенок с одним из родителей выезжает, тогда только от второго. Без этого не выпустят, даже если с родной матерью.

— Значит, если отец не хочет такое разрешение подписывать, то мать не сможет уехать за рубеж?

— Сама сможет. А вот ребенка вывезти ей не дадут.

— И что делать, если отец против?

— Не знаю. Уговаривать, деньги предлагать. Запугивать или на жалость давить. Но без этой бумажки ничего не получится. Таких случаев полно. Особенно, если родители разведены, и отношения у них плохие.

— Мариш, а если отец у ребенка умер?

— Тогда мамаше повезло. Хоть так и нельзя говорить, конечно. В этом случае надо просто копию свидетельства о смерти предъявить.

Димыч хлопнул по кнопке отбоя, прерывая наш увлекательный разговор.

— Когда Кузнецова улетает?

— Сегодня, — Толик порылся в бумажках у себя на столе и, найдя нужную, уточнил, — через полтора часа.

— Значит, сейчас она уже в аэропорту. Через полчаса регистрация начнется. Можем еще успеть.

Они сорвались с мест все разом, не сговариваясь. Даже организовали небольшую толчею в дверях, когда пытались протиснуться туда одновременно.

Через несколько секунд я осталась в кабинете одна-одинешенька, с телефонной трубкой в руке.

А чего я, собственно здесь сижу?

Вниз по лестнице я летела, грохоча, как пьяный барабанщик, и чертыхаясь во весь голос. Вот зачем, спрашивается, я надела сегодня туфли на каблуках? Да еще выбрала повыше, поэффектнее. Хотелось сразить всех не только новостями, но и умопомрачительным внешним видом. Сразила, ничего не скажешь. Теперь вот топочу, как горная козочка, рискую сломать обе ноги разом.

И ведь главное, не подождет никто. Они вообще про меня забыли, как будто это не я помогла вычмслить убийцу. Обидно!

Я успела в самый последний момент. Трое уехали на служебной машине, а Димыч, которому там места не хватило, как раз садился в свою «старушку». Поняв, что это мой единственный шанс не остаться в стороне от захватывающих событий, я бросилась ему на капот.

— Сдурела? — поинтересовался он почти ласково. — Какого черта ты-то здесь делаешь?

— Я с вами поеду. А то хитрые какие — как Лидочкину болтовню слушать, так «Наташенька, помоги». А как почивать на лаврах, так решили без меня, да?

— Какие лавры? — начал было он, но потом махнул рукой. — Садись, только быстро. И из машины потом ни шагу. А то убью!

Два раза меня просить не пришлось. Я забралась на пассажирское сиденье и даже пристегнулась, демонстрируя свою небывалую покладистость.

По дороге в аэропорт Димыч настойчиво пытался выжать из своего чуда отечественного автопрома максимальную скорость. Машина гудела, кряхтела, даже брыкалась, как норовистая лошадь, но надежд наших все равно не оправдала — когда мы подъехали к зданию аэропорта, служебный «УАЗик» уже стоял почти возле самой двери, а водитель лениво переругивался с парковщиком.

— Здесь сиди! — рявкнул на меня Димыч, выскакивая из машины.

И я осталась сидеть.

И ждать.

А ждать, как известно, хуже всего. Еще, правда, считается, что незавидная участь — догонять. Но погоня предполагет хоть какую-то деятельность. А вот ожидание…

Сначала я жутко волновалась, все пыталась представить, что же происходит сейчас там, внутри, возле стойки регистрации. У меня даже ладони вспотели от волнения. И сердце бухало так, словно это я высматривала среди толпы пассажиров Ольгу Кузнецову. Пыталась незаметно подобраться поближе, решала, как схватить ее, не привлекаю внимания других людей.

Потом я вдруг представила, что это я стою сейчас в очереди на регистрацию. Я сжимаю в руке билеты. И эти билеты для меня не просто яркие кусочки бумаги, дающие право на посадку в самолет. Эти билеты — пропуск в другую жизнь. В сказку, о которой мечталось всю жизнь. Которая всю жизнь от меня ускользала, подсовывая вместо себя ненавистные серые будни, ничем не отличающиеся друг от друга дни. Эти билеты — пропуск в мечту. Волшебная палочка, исполняющая желания. И теперь все мои желания исполнятся. Все будет по другому. И у меня, и у моего ребенка, который ни в чем не виноват, который заслужил сказку больше всех.

Я так увлеклась, представляя, что должна чувствовать сейчас Ольга, что пропустила момент, когда Димыч с Борей вышли на улицу.

Вроде, смотрела внимательно, даже глаза заболели. И все равно заметила их слишком поздно. Хотя, заметь я их раньше, ничего не изменилось бы. Ничего особенно захватывающего в их появлении не было. Шли себе, по сторонам головами вертели. Рядои с Борей маячил еще один мужик. Самый обыкновенный: среднего роста, средней комплекции, средней внешности. Лицо самое обычное, из тех, что забываются через пять минут после того, как пропадают из вида. Волосы русые, цвет глаз различить не удалось, но наверняка какие-нибудь серые. У таких незапоминающихся людей они обычно серые.

Только когда они дошли до милицейского «УАЗика» и Боря открыл перед своим спутником заднюю дверь, я поняла, что не просто так они шли рядом. Мужик полез внутрь, замешкавшись на пороге, и следом за ним потянулась Борина рука, пристегнутая невидимыми из-за рукава куртки наручниками.

Димыч дождался подошедших следом Толика с Серегой, сказал что-то, махнул рукой в сторону своей машины и побрел к ней, ежась на ветру. Толик постоял еще пару секунд и пошел следом.

Он сел на заднее сиденье и вежливо поинтересовался:

— Не помешаю?

Я помотала головой, но Толик решил пояснить все подробно. А может, просто не мог сидеть молча.

— Мне места там не хватило. Борька с этим хмырем все сиденье заняли.

— Ничего, потеснились бы. Не баре, — буркнул Димыч, садясь в машину. — Ладно уж, поехали с комфортом.

Я переводила недоуменный взгляд с одного на другого. Как это поехали? А как же Ольга Кузнецова?

— Не успели, объяснил Димыч, глядя строго перед собой. — Улетела птичка.

— А это что за мужик?

— А это как раз гражданин Сиротин. Подпольная кличка «Лелик». Он, видно, зазнобу свою провожал. В лучшую жизнь. Там прямо, возле паспортного контроля и взяли.

— Да ладно, он и не сопротивлялся даже, — подал голос Толик. — Стоял, весь какой-то потерянный.

Димыч горько усмехнулся и с силой потер ладонью лоб.

— Будешь тут потерянным. Он ради нее на убийство пошел, а она хвостом вильнула и улетела. Вот такие вы, бабы!

А чего на меня-то смотреть? Я тут при чем? Или я должна отдуваться сейчас за всех коварных женщин, беззастенчиво использующих влюбленных в них мужиков? Мне самой этого Лелика жалко.