Книга Ханская дочь. Любовь в неволе - Ине Лоренс

Лейтенант Прибоев вытянулся:

— Капитан Кирилин уже в пути. Скоро они будут здесь.

— Ему стоило бы поторопиться!

Голос царя прозвучал так раздраженно, что Ваня тихонько толкнул Сергея в бок и ухмыльнулся:

— Так Кирилин попадет у батюшки Петра Алексеевича в немилость.

Сергей знаком призвал его к молчанию — царь вышел из кареты и как раз подошел к ним.

— Капитан Тарлов, полковник Мендарчук высоко отзывается о твоих талантах и умении обходиться и с казаками, и с татарами. Так что ты останешься здесь, подчиняться будешь непосредственно Апраксину, а потом примешь командование над отрядом степных конников, который я направлю сюда. Вахмистр может остаться при тебе.

Тарлов молча отдал честь, хотя больше всего ему хотелось рычать от ярости. Что он станет делать с дюжиной степных разбойников?

С таким отрядом ему вряд ли доведется выступить против шведов и поквитаться с ними за поражение под Нарвой. Но царь есть царь, и его слово — закон.

Петр Алексеевич не обратил никакого внимания на разочарованное лицо Сергея, а подозвал к себе Остапа и ласково потрепал его по черной макушке:

— На «Святом Никодиме» ты сражался храбрее многих взрослых, что ж, быть тебе моряком. А если будешь в службе исправен и отличишься перед командиром, станешь вскорости мичманом.

Не сказать, чтобы Остапу эта идея пришлась по душе, но инстинкт подсказывал ему, что царю перечить не стоит. Ему, сыну степей, море представлялось страшным врагом, которого теперь необходимо было одолеть.

Сирин заметила, что царь обратил внимание и на нее, окинув взглядом с ног до головы. Но он не успел сказать о своем решении — показался паром с остальными заложниками.

Кирилин стоял на носу судна; заметив рассерженное выражение на лице Петра, он чертыхнулся про себя. Он сбился с ног, стараясь вовремя доставить заложников к назначенному месту, но все равно опоздал. Тут мысли Кирилина вернулись к царевичу — вот кто умел ценить верных ему людей, не то что его отец, — и капитан успокоился.

Не успел паром причалить к берегу, как он уже спрыгнул на землю и вытянулся перед царем:

— По вашему приказу, Ваше величество, сибирские заложники доставлены.

— Гляжу, вы не торопились! — Все еще рассерженный, Петр отвернулся и положил Бахадуру руку на плечо: — Думаю, что и тебе стоит служить на флоте. Ты умен и хладнокровен. Такому человеку не понадобится много времени, чтобы получить под командование большой корабль.

Об этом моменте Сирин долго мечтала: она была при оружии, царь стоял прямо перед ней, и если она вытащит кинжал, царь падет мертвым, не успев даже позвать на помощь. Но Сирин чувствовала, что не в состоянии даже рукой пошевелить. Она молча слушала, что говорит царь, не понимая ни слова и только проклиная себя за свою слабость.

Тарлов заметил враждебность в глазах Бахадура и пытался понять, что происходит в душе у этого скрытного татарина. Внезапно он решился на то, на что русские люди отваживались нечасто — вступил в спор с царем:

— Простите, Ваше величество! Ваше решение — великая честь для Бахадура, но я думаю, что в море ему придется нелегко, к тому же он будет вынужден расстаться со своим конем, к которому Бахадур, как любой татарин, очень привязан.

Царь резко обернулся и уже открыл было рот для уничтожающего ответа, но вдруг ударил себя по лбу и расхохотался:

— Да уж, об этом коне я уже слышал! Это должен быть действительно великолепный зверь — пускай улучшает местную породу. Апраксин, позаботься, чтобы его допускали к лучшим кобылам нашей конюшни. А что касается тебя, — он ненадолго задумался, а затем хлопнул Бахадура по плечу, — я бы желал видеть тебя на борту корабля, но привязанность к другу, пусть и к четвероногому, уважать умею. Хорошо, останешься в Петербурге и поможешь капитану Тарлову в руководстве татарскими конниками, назначаю тебя прапорщиком русской армии. Только вот без фамилии тебе никак не обойтись. Что ж, будешь отныне Бахадур Бахадуров, прапорщик Его величества.

Царь повернулся к остальным заложникам. И Кирилин понял, что пришла его очередь докладывать:

— Ваше величество, раз уж вы оставили этого татарина под командованием капитана Тарлова, я прошу соизволения командовать остальным отрядом.

— Выбери троих из них, остальные отправятся в другие полки. — Голос Петра звучал отстраненно, словно мыслями он был уже где-то далеко.

Он сел в карету, но тут же выглянул и улыбнулся:

— И избавься от армии Любекера, Апраксин, иначе тебе несдобровать!

Губернатор Санкт-Петербурга кивнул и лениво отдал честь, на губах его играла самоуверенная улыбка. Царь хлопнул в ладоши, кучер занес кнут над спинами шестерки лошадей, хотя ни Екатерина, ни Марфа Алексеевна еще не сели в экипаж. Марфа внимательно взглянула на Бахадура и сделала шаг к нему, будто желая еще раз рассмотреть поближе. Екатерина удержала ее, положив руку на плечо:

— Пойдем, родненькая, нам пора ехать. Ты же знаешь, батюшка царь ждать не любит.

— Я так о многом хотела расспросить его, — прошептала Марфа, и глаза ее заблестели от внезапных слез. Екатерина знала, что, говоря «его», Марфа имела в виду юного татарина, глядевшего прямо перед собой с непроницаемым выражением лица и, казалось, не замечавшего их.

— Положись на Бога, Марфа Алексеевна, если Ему будет угодно, ты снова увидишь этого мальчика и выведаешь достоверно, может ли он приходиться тебе племянником. Сегодня у нас нет времени, да и он, кажется, не расположен к беседе. — Она ласково, но твердо повлекла свою спутницу к карете, они сели. Солдат отряда сопровождения проверил засов на дверце и махнул кучеру рукой. Царский кортеж тронулся.

Сирин так и осталась стоять в недоумении, терзаемая противоречивыми чувствами. Она не справилась с задачей и пощадила врага своего народа.

К тому же царь сделал из нее русского: «Бахадур Бахадуров»!

Остап дернул ее за рукав:

— Как ты думаешь, Бахадур, а царь когда-нибудь разрешит мне тоже называться Остап Остапов?

Сирин готова была выместить в ответе всю злобу и презрение, накипевшие у нее в душе, но сдержалась. Она не хотела потерять друга.

Часть 4

Санкт-Петербург

1

После отъезда царя жизнь в Петербурге потекла медленнее и спокойнее. Работы по возведению Петропавловской крепости и других сооружений, разумеется, продолжались, но уже не с такой поспешностью, как в те дни, когда за ними следил хищный взгляд Петра. Впрочем, слишком долгой волокиты Апраксин старался не допускать — если бы работы не проводились в срок, первым виновником царь счел бы его. Однако недостаток продовольствия, строительных материалов, трудности с жильем для рабочих, выбивавшихся из сил, чтобы воплотить в жизнь мечту своего царя, — все это не так волновало Апраксина, как недостаток солдат.