Книга Преимущества и недостатки существования - Вигдис Йорт

Она предчувствовала, она знала. Она думала: хватит ли у меня сил, доживу ли я до утра. Все так гнусно. Темно. Чужой запах. Мертвящая тяжесть плоти, рука зажимает рот. Будто стволы деревьев опрокинуты на ноги, на грудь, на руки. В глазах темно и пляшут точки. «Есть еще бревна на свете, и лесные склады еще есть…» Есть еще спящая сила в земле, тайная сила, которая будет продолжаться в роду, сковывающая тело, как железо, прижимающая его вниз, так что оно оседает, теплое, влажное, удушающее, полное крови, под ним не пошевельнуться. Ткани и острые маски на коже, врастающие в нее навечно. Напряженный, немелодичный и жестокий ритм, слюна в лицо, свежая, похожая на бальзам, как у детей, обычно все происходит быстро, скоро пройдет, у нее сердце животного, которое знает, что случится, прежде, чем его забьют, но идет куда указано и умирает, потому что готово заплатить цену за жизнь, зная, чего она стоит…

Приходит Будиль, она неожиданно возникает перед ней, потому что Будиль вся слух и зрение и слышит то, чего не слышат другие, и стон, застрявший в горле, и шаги, о которых другие не подозревают, и мышиный писк, она еще раз вызывает такси спокойным голосом, но в этот раз не говорит, что срочно.

Нина этого не помнит, но знает. Вон, говорит кому-то Будиль. Уходи. Вон отсюда. Прочь. Всю дорогу домой, пешком. Говорит тихо, чтобы Агнес и никто другой не проснулись. Это профсоюзник вернулся, догадывается Нина.

— И если мы тебя еще раз увидим, ты — покойник.

Все сухо, он слишком пьян. Грудь исцарапана. Она никогда не будет спать голой. Будиль ведет ее наверх и включает душ, меняет белье, пока Нина в душе, тихо, чтобы Агнес не проснулась. На окнах выступает пар, но не исчезает, и себя не отчистить. Во сне все объясняется само собой, но это искусство нельзя вынести из сна.

Будиль кутает ее в полотенца и ведет в комнату, одевает на нее ночную рубашку через голову, подтыкает под ней одеяло и сидит рядом, пока она не засыпает, спрашивает пару раз:

— Все в порядке?

Как бы она хотела, чтобы в ней проснулся стародавний плач, но ничего не выходит.

С утра темно. Ничего не видно, так бывает, когда ветер с гор, когда солнце перестает светить. Она прибита к земле гнилым морским воздухом, как птица, мокрая и взлохмаченная. День какой-то ненастоящий, небо тяжелое от влаги, мир на раз-два-три становится блестящим и мокрым. С неба падают капли и булькают по вагонке, темная листва шумит над гравием.

Появляется Будиль:

— Все в порядке?

Позже:

— Все в порядке?

По большому счету никакой разницы. И раньше такое случалось.

— Где Агнес?

— С Агнес все хорошо. Агнес у Ады. С ней все в порядке.

— Надеюсь хотя бы, что ее не изнасилуют слишком рано.

— Нина! Что ты несешь!

Что еще остается делать, только прибираться. Эмменталер не тронут, и рокфор не тронут, может, их можно отдать в магазин и вернуть деньги? Солнце печет, под большими деревьями прохладно и тихо.

Газеты пишут

На первой полосе:

«Соседи пансионата Грепан в смятении»

НЕ МОГЛИ УСНУТЬ ОТ ПЬЯНОГО ШУМА

Маленькая удачная фотография Нины, бледной и озабоченной, рядом с разъяренной Будиль, потрясающей кулаками:

«Шансы получить лицензию на алкоголь приближаются к нулю после очередных шумных выходных в Трепане.

Даже курсы по борьбе с алкоголизмом превратились в настоящую пьянку.

— Это действует на нервы, — говорит Гитте Рамлёс (52 года). Она одна из соседок пансионата. — Раньше в период отпусков здесь был рай, теперь мы даже не можем посидеть вечером в саду, нам все время мешает громкая музыка, крики и шум.

Рамлёс — не единственная соседка, отреагировавшая на шум. Несколько соседей собрались подать заявление в полицию за нарушение порядка.

— Должно быть, это просто недоразумение, — говорит руководитель курсов Будиль Грюе нашим корреспондентам. — Соседи всегда были с нами приветливы. Тем не менее корреспондентов не пустили освещать курсы Фанни Дакерт „Радость трезвой жизни“ в прошедшую субботу — семинар, на котором многие, завязавшие с употреблением алкоголя, очевидно, вернулись к старым грехам.

Насколько известно нашим корреспондентам, Грепан получил только временную лицензию с ограничениями и ясным указанием времени, когда следует прекращать подавать алкоголь.

— Здесь же никто не следовал ограничениям, скорее, все вели себя безгранично свободно, — говорит Гитте Рамлёс».

— Да, конечно.

— Да, конечно?

— Не каждый оказывается на первой полосе газет.

— Нина! Послушай, что ты несешь!

— Я слушаю.

— Нина, все очень серьезно.

— Да.

Они еще не успели сложить газету, как позвонил директор предприятия, на котором работал один из консультантов, и попросил вернуть деньги, заплаченные за курс. Он говорит о нескольких участниках, уточняет директор. Если дело не разрешится в течение недели, он наймет адвоката.

— Да, конечно.

— Да, конечно? Нина!

— А что мне сказать?

— Ну да, понимаю.

— Я ничего не могу поделать, все уже случилось.

— Ты можешь плакать, проклинать, умолять!

— Я пробовала, не получается.

— Что-то в тебе меня пугает.

— Думаю, все будет хорошо. Все обычно как-то утрясается.

— А я думаю, завтра пойдет снег!

— Ты меня не понимаешь, это разные вещи.

— Да?

— Я имею в виду, я думаю по-другому. Это как когда говоришь: думаю, любимый меня любит.

— Нина! У тебя нет любимого.

— Мне кажется, он меня любит, но я никогда не узнаю наверняка. Я думаю, все будет хорошо, я доверяю, и опыт это подтверждает, все вокруг работает на меня, вера указывает правильную дорогу.

— То есть, ты хочешь сказать, тебе повезло в жизни? — Да.

— Посмотри на себя, ты разорилась. Твое имя опорочили! Двенадцать часов назад тебя изнасиловали.

— Я забыла.

Нина! Если ты только поймешь, что случилось, ты можешь поменять значение этих событий. Друг мой. Я тебя прошу. Мы начинаем с одинаковыми желаниями и заканчиваем общим для всех пониманием. Только оно приходит слишком поздно, всегда слишком поздно, и это сильно сбивает с пути. Ас кем можно поделиться этим пониманием, когда наконец-то оно на тебя снизошло, если никто вокруг не хочет слушать, пока не станет слишком поздно.