Книга Ангел на мосту - Джон Чивер

— Мои мальчики, — сказала она со вздохом.

— Здешние? — спросил Сэтон.

— Ах нет, они приезжают ко мне из Нью-Йорка. Иногда остаются у меня ночевать. Я помогаю беднягам как могу, они для меня все равно что родные.

— Они, должно быть, очень вас ценят, — сказал Сэтон.

— Давайте работать, — сказала она, и голос ее снова стал бесстрастным.

— Моя жена спрашивает, не можете ли вы дать мне какое-нибудь другое упражнение?

— Они все это спрашивают, — сказала она устало.

— Что-нибудь менее навязчивое… — продолжал Сэтон.

— Никто из моих клиентов не имел оснований жаловаться на мою систему. Если она вас не устраивает, можете не приходить. Это верно, что мистер Пэрвис зашел немного дальше, чем следовало бы, и что миссис Пэрвис до сих пор не вышла из санатория. Впрочем, я тут ни при чем. Вы хотите поставить ее на колени, не так ли? Ведь вы ко мне за этим и пришли? Итак, начнем.

На этот раз Сэтон играл еще беспомощнее обычного. Слова чудовищной старухи потрясли все его существо. Куда он попал? Быть может, он сам виноват? Зачем он не послушал своего инстинктивного желания тогда, в первый раз, и не бежал отсюда без оглядки? И обязан ли он теперь, после того как так долго соглашался дышать удушливым воздухом этого вертепа, чувствовать себя безнадежно связанным, или еще не поздно разорвать путы, порвать с этим нечистоплотным колдовством? Неужели он согласен подвергнуть прекрасную женщину опасности потерять рассудок? Старая карга между тем приговаривала вполголоса, пришепетывая, и как ему теперь казалось, с какой-то гнусной интонацией:

— Легонько, легонько, легонько… играйте эту мелодию легонько, и тогда подействует.

И поддавшись бездумной инерции раз начатого дела, Сэтон продолжал играть, ибо, если бы, вняв голосу совести, он стал бы протестовать, он тем самым как бы узаконил, признал бы за реальное весь этот кошмарный бред. Мозг и руки действовали независимо от его воли, и в то время, как одна часть его существа возмущалась, ужасалась и раскаивалась, его пальцы продолжали наигрывать коварную мелодию. Из кухни между тем доносился густой смех, звук льющегося пива и тяжелое шарканье бутс по полу.

От того ли, что мисс Деминг не терпелось присоединиться к своим друзьям, к своим «мальчикам», или еще по какой причине, но, к великому восторгу Сэтона, она прекратила урок на этот раз раньше положенного.

Да полно, снова и снова вопрошал себя Сэтон, неужели она в самом деле произнесла те страшные слова? Быть может, ему послышалось? Они казались ему до того невероятными, что он даже подумал было завернуть по дороге к Джеку Томпсону и поговорить с ним, но понял, что не был бы в состоянии пересказать ему случившееся; он не знал бы, какими словами рассказывать. Этот мрак, в котором мужчины и женщины ведут свою безжалостную борьбу за власть, а старые ведьмы занимаются колдовством — неужели это и есть мир, в котором он вынужден жить? Нет, должно быть, старуха пребывала где-то на пороге его сознания, в переходных сумерках между сном и бодрствованием, которые растают с первым утренним лучом!

Сэтон застал Джессику в гостиной. Устанавливая ноты на пюпитре, он заметил выражение ужаса на ее лице.

— Она дала тебе новую пьесу? — спросила она. — Что-нибудь, кроме этого этюда?

— Нет еще, — ответил он. — Должно быть, я еще недостаточно хорошо подготовился. Быть может, в следующий раз.

— И ты сейчас будешь играть?

— Да, я собирался.

— Ах, только не сегодня! Только не сегодня, мой милый! Ну, пожалуйста! Мой дорогой, любимый мой! Только не сегодня, мой ненаглядный!

И Джессика опустилась на колени.

* * *

Восстановление семейного счастья — а оно восстановилось, бурно и полностью, — вызвало у Сэтона странное самодовольство, точно в этой перемене был повинен он сам. О мисс Деминг он думал не иначе как с гадливым презрением. В вихре съедобных ужинов и любви он совсем забросил инструмент. Он отрекся от мисс Деминг и решил забыть о ней начисто. Впрочем, в следующую среду он поднялся в обычный час, чтобы пойти к ней и проститься. Он мог бы, собственно, проститься с ней и по телефону. Мысль о его свидании с мисс Деминг пугала Джессику. Но Сэтон объяснил, что ему необходимо покончить со старухой, поцеловал Джессику и пошел.

Вечер выдался темный. Восточные силуэты Бельвью-авеню были еле различимы. В садах жгли листья. Сэтон постучался и вошел в тесную прихожую мисс Деминг. Ее не было, вернее она не отзывалась на его голос, а он ее трижды окликнул: «Мисс Деминг, мисс Деминг! Мисс Деминг!» Казалось, она где-то здесь, в дверях на кухню, на лестнице или в темном углу прихожей под вешалкой, и раздавшийся сверху легкий скрип половицы можно было принять за звук ее шагов.

Он пошел домой, а через полчаса нагрянула полиция и пригласила его ехать с ними. Он вышел к ним — он не хотел, чтобы дети слышали, — и впал в обычную ошибку человека, застигнутого полицией врасплох: он стал оправдываться и протестовать. Ведь он ни разу не позволил себе ни малейшего отступления от закона! Беря утреннюю газету с лотка, он честно за нее расплачивался, останавливался у светофоров, принимал ванну ежедневно, раз в неделю молился Богу, регулярно выплачивал налоги и по десятым числам каждого месяца платил по всем счетам. Во всей широкой панораме его прошлого не было ни следа, ни намека на что-либо противозаконное. Чего от него хочет полиция? Не отвечая на его вопросы, полицейские настаивали на том, чтобы Сэтон ехал с ними, и он наконец сел к ним в машину. Его доставили на другой конец поселка, за железнодорожное полотно, в какой-то тупик, упирающийся в свалку, где их уже ждали другие полицейские. Место как нельзя лучше подходило для преступления — голое, безобразное, вдали от человеческого жилья. Ее крики о помощи не были услышаны. Она лежала на перекрестке, распластанная, похожая на ведьму из сказки. Шея была свернута, и никто не оправил на ней платья, сбившегося во время ее борьбы со всемогущими силами смерти. Полицейские спросили, известна ли ему ее личность. Он сказал, что да. Видел ли он когда-либо каких-нибудь молодых людей в ее доме? Нет, не видел. В записной книжке на ее письменном столе был обнаружен его адрес, и он объяснил, что брал у нее уроки игры на фортепьяно. Его объяснение удовлетворило полицию, и его отпустили.

ДОМИКИ НА БЕРЕГУ МОРЯ

Каждый год я погружаю в машину свою семью — жену, детей, кухарку и собаку с кошкой, и мы едем в очередной дом на берегу моря. Мы прибываем на новое место в сумерки. За все эти годы у нас уже выработался особый и всякий раз заново волнующий ритуал поездки к морю. Мы временно становимся наяву тем, кем пребываем в наших сновидениях постоянно — кочевниками, странниками, пилигримами, и каждый из нас наделен обостренной впечатлительностью путешественника. Я обычно арендую летнюю дачу за глаза, и все эти особняки, деревянные замки с деревянными башнями, уютные коттеджи и полускрытые розами южные виллы возникают передо мной при свете умирающего приморского дня во всем обаянии неизведанного. Вы идете к соседке, у которой владельцы вашей дачи оставили ключ, заржавевший от влажного морского воздуха, отпираете дом и входите в светлую или темную прихожую, и с этой минуты начинается ваш отпуск, ваш месяц беззаботного житья.