Книга Праздничная гора - Алиса Ганиева

– Твой муж, – говорили Мадине черные вдовы и салафитские жены, – не убил ни одного муртада! Он не жил в лесу! Помогать продуктами брату-муджахиду – это еще не подвиг.

– Но он же живет по исламу, – пыталась оправдываться Мадина.

– Живет по исламу! – фыркали женщины. – Какой молодец нашелся! А наставить других? Недостаточно самому жить праведно, нужно очистить нашу землю от неправедных.

Мадина дулась и гладила свой пока что незаметный живот.

Недовольство жителей имамата нарастало. Цепочки людей с поклажей рвались на юг, на другую сторону Самура, а оттуда им навстречу этапировали колонны новоявленного белокано-джарского джамаата, чьи члены мечтали о приобщении к имамату.

Мадине рассказывали, как взрослая женщина в Избербаше убила эмиссара, не дававшего ей сесть за руль. Как некий дербентский винодел со странным именем Пик выследил и уложил из автомата всех, кто был причастен к сожжению коньячного комбината. Как во многих районах шариатские суды были разогнаны местными жителями.

– А все равно, – говорили рассказчицы, – есть много людей, которые за жесткий ислам. А то как раньше было? Туда деньги давай, сюда деньги давай, за вуз деньги давай, за школу деньги давай! Сейчас все будут жить честно…

И все же ропот бродил и внутри распухших от новобранцев джамаатов.

– Тут половина верхушки плевала на ислам, им лишь бы деньги сделать! – шептали молодые муджахиды, сверкая фанатичными глазами.

И вправду, многие из тех, что засели в преображенном здании Правительства, поселились на конфискованных чиновничьих виллах, взяли себе в жены по несколько бывших развратниц и под знаменем таухида промышляли рэкетом и разбоем. На любые возражения со стороны собратьев они отвечали:

– Слышали, к чему призывал наш амир? Избавляться от романтиков и тех, кто пошел в лес за справедливостью. Мы должны бороться не за какую-то там справедливость, а за веру Пророка, салаллаху алайхи вассалам!

Многих бывших воинов газавата это обескураживало. Были и такие, что после некоторых колебаний бежали и примыкали ко все усиливающейся накшибандийской оппозиции. А как-то утром группа вооруженных молодых людей напала на заседавших в бывшей школе муджахидов и в завязавшейся схватке убила одного из наибов – заместителей главного амира.

Мадина с подругами как раз подходила к медресе, где собирались ее товарки, когда к ним выбежала завернутая в черный никаб Зарият и закричала:

– Наших бьют суфийские многобожники! У автостанции бойня!

– Аль… Аль-Джаббар, – задрожала, чуть не плача, Мадина.

– Сабур делай, сестра, твой муж сейчас не там, он у моря. Там, с моря, какие-то подплыли и стреляют.

– Как, с моря подплыли? Кто? – недоумевала Мадина, хватая губами воздух.

К ним подбежали остальные мусульманки, замахали руками.

– Это джахили, проклятые джахили из-за вина! Они идут не с моря, а со стороны Кизляра!

– Астауперулла, сестра! Из-за какого еще вина?

– Наши братья уничтожили кизлярские винохранилища, а джахили взбунтовались. Там, говорят, редкие сорта были.

– Аузубиллях, да спасет нас Аллах от таких неразумных муртадов! – запричитала Зарият.

Мадина развернулась и побежала, сама не зная куда.

2

Она бежала в сторону моря мимо пыльных людей, измученных страхом и неизвестностью, обгоняя молчаливых, сбившихся в группы девушек, волочивших куда-то ведра с водой.

– Мунафички! Хиджабы напялили, чтобы их не убили, а сами в нифаке живут! Заходят в ислам с одной стороны, а выходят с другой, – бормотала она, поглядывая на девушек, лишь бы не думать о муже.

– Стой! Куда бежишь, е! – окликнул ее из-за угла вооруженный человек.

– Сражаться! – крикнула на лету Мадина, удивляя ответом робких прохожих.

Она повернула за угол и увидела Шамиля. Он шел большими шагами, и тяжелый рюкзак хлопал его по спине. Мадине вспомнились их детские игры в Эбехе, танец на свадьбе в Каспийске, признание, сватовство и внезапная обуявшая ее ненависть и даже презрение к этому беспутному лицемеру.

– Иди, иди, – шептала она на ходу, – иди со своим рюкзаком. Вышла бы я за тебя, уступила бы шайтанам! Аль-Джаббар красивее, сильнее, умнее, лучше, вернее Аллаху…

Она запыхалась и остановилась, чтобы перевести дух, а Шамиль, не оглядываясь, скрылся из виду. Он шел к родственникам, в тот дом, где жила теперь Ася. Они должны были погрузить вещи и немедленно отправиться в свое село большой, защищенной оружием колонной.

– Надо бы достать еще ствол. А то как дурак с травматиком хожу…

Он впервые за много дней чувствовал себя легко и даже радостно. Мысль об Оцоке, гнездившаяся в его голове, исчезла, а вместо нее возникло что-то салатовое и нежное.

– Ася, – сказал он тихо сам себе и не успел еще удивиться этому невольно сорвавшемуся с его уст имени, как в небе что-то тихо, а потом все более и более оглушительно загудело.

Шамиль успел заметить пронесшуюся по земле и фасадам тень, когда гул превратился в вой и внутри этого тяжелого воя возник еще один, нестерпимо пронзительный и тонкий звук. В ту же секунду за ближайшими домами громыхнул удар, все заволокло горячим дымом, и Шамиль упал на гудящую землю, зажимая пальцами ноющие уши. Прямо из дыма выбегали люди с закупоренными паникой ртами, залитые кровью.

Шамиль сбросил рюкзак и помчался навстречу раненым, туда, откуда валил дым. Добежав, он закашлялся, смутился от вида изуродованной улицы, усыпанной стеклянными осколками и бетонной крошкой. «Где, где?» – повторял он себе, пытаясь найти нужное место, где ждали его родные и Ася. Но дома изменились до неузнаваемости, ощерились скомканными внутренностями. Тут и там попадались полумертвые, еще дергающиеся в агонии люди.

Снова раздался гул, что-то лопнуло и загремело, но уже с другой стороны. Шамиль оперся об уцелевшую стену частного домика, из которого доносились слабые стоны. Мир перед глазами плыл и тонул в дыме. С большим усилием он оттолкнулся от стены и поплелся дальше, к медленно занимавшемуся пламенем домику. С двух сторон зияли выбитые окна домов с вывороченными крышами. Поблизости слышались сумасшедшие женские вопли.

– Вай алла, вай алла!

Шамилю захотелось примкнуть к этому воплю, но он сдержал себя и последовал дальше, разминаясь и сталкиваясь с суетящимися, спешащими куда-то фигурами. Он шел, и шел, и шел, пока не утратил чувство времени и перестал понимать, что происходит.

На углу какой-то бесконечной улицы он набрел на рассыпавшуюся антикварную лавку. Из пробитой стены торчали старинные котлы, деревянные лари и попадавшие со стен бронзовые с узорами тарелки.

– Порт бомбят! – кричал какой-то мужчина с испачканным золой и кровью лицом. – Доки, хранилища!

С моря доносились ухающие выстрелы. Муджахид, обернутый в черный флаг с изображением белой горизонтальной сабли, взобрался на крышу уцелевшего домика и застрочил из автомата. Потом все куда-то двинулись, и Шамиль вместе со всеми. Разбитые улицы изрыгали чертыхающихся людей, раздавался невообразимый грохот. Перескакивая через арматуру и куски самана, неслась куда-то собака.