Книга Секретный сотрудник - Хуан Мирамар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тель-Авив выглядел настоящим прифронтовым городом – это ощущалось уже в аэропорту: несмотря на раннее утро, в здании аэровокзала был полумрак, окна закрывали защитные сетки и щиты светомаскировки, и они едва нашли свою багажную «карусель»; военные в форме разных родов войск были повсюду – стояли в очередях на вылет, собирались группками возле касс и справочных, бродили без видимой цели по залу; многочисленные патрули проверяли у всех документы.
Когда они получили наконец свой багаж и вышли из здания, оказалось, что недавно закончился ракетный обстрел, но разрушений не было видно, только на площади перед аэровокзалом горел подожженный «скадом» автобус – праздничное оранжевое пламя облизывало его почерневший остов и кудрявые клубы черного дыма поднимались в блеклое рассветное небо.
Встречавшие их израильтяне – живчик-майор и мрачный лейтенант из Шин Бэт[81]– чуть ли не бегом потащили их в переулок, запихнули в стоявший там внушительный «хаммер» и скоро они уже мчались под вой сирены по пустым улицам.
– Надо бырзо,[82]– сказал один из встречавших, болгарский еврей Абба Гольцман – вертлявый брюнет с мятыми майорскими погонами, и продолжил на иврите, обращаясь к своему товарищу – мрачному, как и положено переводчику, лейтенанту Леве, фамилию его Кузниц не разобрал.
Толстый лейтенант Лева внимательно выслушал длинную тираду своего начальника, в которой часто повторялось слово «Ерушалаим», и флегматично промямлил:
– За касками заедем – простреливается дорога на Иерусалим, – после чего замолчал и молчал потом почти всю дорогу.
Заезжали куда-то за касками, которые принес шофер и которые оказались всем велики, кроме Кузница. Ему каска оказалась мала, и после нескольких безуспешных попыток ее надеть под насмешливыми взглядами всей компании он положил ее на колени и стал смотреть в маленькое окно джипа.
Война чувствовалась везде – на перекрестках улиц стояли зенитные комплексы, окруженные баррикадами из мешков с песком, а когда выехали за город, то на дороге встречались одни военные машины, и очень часто, с промежутком буквально в несколько километров, их останавливали на блок-постах.
Ехали они «бырзо» в точном соответствии с указаниями живчика-майора, который оставил почти безуспешные попытки общения с ними через немногословного переводчика Леву и переключился на водителя, обращая к нему длинные эмоциональные тирады на иврите, сопровождаемые настолько бурной жестикуляцией, что один раз у майора слетела нахлобученная на лоб каска.
За каждой тирадой следовала реакция водителя – он то включал на полную мощь сирену, с воем обгоняя колонну машин, то совсем выключал ее и джип еле плелся в хвосте колонны. Смысл этих действий оставался для Кузница неясным, и он так и остался бы в неведении, если бы до объяснения не снизошел Лева.
– Мы должны быть в Иерусалиме в точное время, – сказал он, – не раньше и не позже, – и до самого Иерусалима не произнес больше ни слова.
Они въехали в Иерусалим с запада, со стороны холмов, поросших оливами со скрюченными, бугристыми стволами и стройными растрепанными пиниями. Когда дорога поднялась на очередной холм, водитель, повинуясь многословному приказу майора, остановил джип, майор обернулся на сиденье и произнес что-то на иврите, явно обращаясь к Кузницу и его товарищам.
– What is it?[83]– спросил Кузниц.
Очнулся Лева и перевел:
– Мы здесь вас оставим. За вами должны приехать.
– Кто? – спросил Хосе.
Лева перевел вопрос майору, и тот выдал очередную длинную фразу.
– Мы не знаем, – внимательно выслушав начальство, сказал Лева.
– Тебе бы это… в Спарте или где там жить – лаконичный ты наш, – возмутился Ариель. – Кто за нами приедет? Как мы его узнаем?
– Они сами вас найдут, – ответил Лева, не консультируясь на этот раз с начальством.
Хосе возмущенно хмыкнул, снял свою каску и, вручив ее Леве, не прощаясь, выпрыгнул из «хаммера». Ариель, выругавшись себе под нос, последовал за ним. Кузниц положил каску на сиденье и сказал:
– Что ж, до свидания.
Майор козырнул, а Лева неожиданно протянул ему руку:
– Удачи!
– И вам, – Кузниц пожал протянутую руку и спрыгнул на землю.
Как только он захлопнул за собой дверцу, «хаммер» с ревом рванул с места и скрылся за поворотом.
Они стали на обочине шоссе – на противоположной стороне была скальная стенка, а с их края – крутой обрыв, отгороженный хлипкими бетонными столбиками. Под обрывом в утренней дымке на открытой в сторону Мертвого моря плоской и пустынной долине лежал Иерусалим.
– Ты что-нибудь знаешь? – спросил Хосе Кузница, когда они, как по команде, одновременно закурили. – Это же явно твоего Абдула штучки.
– Не знаю я ничего, – возмутился Кузниц и добавил, помолчав, – но тоже думаю, что тут без IAO не обошлось.
– И что будем делать? – спросил Ариель.
– Ждать, – сказал Кузниц и подошел к краю обрыва.
Он бывал уже в Иерусалиме – и тогда, в первый раз, и сейчас, когда увидел он этот город снова, испытывал он странное чувство, которое был не в силах ни назвать, ни описать. Перед ним было беспорядочное скопление некрасивых и невысоких желтых и серых домов, из которого торчал аляповатый золоченый купол мечети Аль-Акса и тоже в беспорядке были разбросаны церкви и несколько высотных зданий. И не было в этом скоплении ничего особенно живописного или поражающего взгляд, но этот город как будто говорил путнику: «Смотри! Я один такой на Земле, другого такого места на ней нет и быть не может». И путник смотрел и не мог оторвать взгляда.
Казалось, необъяснимые чары Иерусалима подействовали даже на Ариеля – он молча курил, смотрел на лежащий внизу под обрывом город и вид у него был задумчивый и, как показалось Кузницу, немного растерянный. Молчал и Хосе – потомок конквистадоров. Он постоял над обрывом, нахмурив брови, потом выбросил сигарету и сказал Кузницу:
– Странный город. Ты ведь бывал здесь уже, в чем тут дело?
Кузниц сделал вид, будто не понимает, и спросил:
– Что ты имеешь в виду?
– Ну это, – Хосе неопределенно повел рукой, – ну это все. Вроде ничего особенного, но на тебя ведь тоже действует, правда?
– Не знаю, – сказал Кузниц, – история, наверное – здесь столько всего было…
– Наверное, – согласился Хосе, но особой уверенности в его голосе не чувствовалось.
Так простояли они довольно долго, изредка обмениваясь впечатлениями от Иерусалима, но главным образом ругали свое начальство, хотя и израильским воякам тоже досталось. Ариель как раз разразился длинной и витиеватой инвективой, направленной против бюрократов всех времен и народов, когда среди проезжающих мимо них, в основном военных, машин появился черный «мерседес» с дипломатическими номерами, остановился, не доехав до них, и посигналил.