Книга Последняя дверь последнего вагона - Владимир Ильин

Нет, что-то здесь нечисто.

И самый лучший способ узнать правду — сообщить об этих подлецах в соответствующие органы. По велению долга добропорядочного гражданина, так сказать…

Действовать надо, Лен, а не медитировать на морально-нравственные темы. Под лежачий камень вода не течет, как гласит народная мудрость. Ох уж эти пресловутые «мудрости»! Ну на хрена, спрашивается, камню нужна эта вода? Тем более что другой народный постулат предупреждает: лежачего не бьют. Ну, хватит искать отговорки. Вставай, лежебока. Тем более что встать придется — хотя бы для того, чтобы посетить туалет.

Осторожно выхожу в темный коридор. Дверь в колонату «родителей» плотно прикрыта, но я все равно стараюсь двигаться бесшумно. Хорошо, что еще вечером я постарался запомнить расположение всех вещей в квартире, иначе столкновений с предметами сейчас было бы не избежать, а включать свет нельзя.

Коммуникатор у Королевых располагается в углу прихожей. Как и телевизоры, это старенький аппарат, подключающийся к линии связи с помощью провода, слишком короткого, чтобы коммуникатор можно было перенести в мою комнату.

Сердце мое бьется так, словно я вприпрыжку поднялся на вершину Эльбруса.

Знать бы, что меня ожидает впереди!.. А если за прошедшие пять лет мир стал совсем другим? Хотя, если судить по телепередачам, особых изменений не произошло, но кто знает?..

Подношу к уху холодную пластмассовую трубку. Ну, и что теперь? Кого осчастливить сообщением о моем воскрешении?

Первым в списке людей, достойных доверия, идет Слегин. Естественно, будем звонить ему на личный коммуникатор.

При первом же нажатии на кнопки я покрываюсь крупными каплями пота: оказывается, клавиши аппарата издают предательское пикание. Косясь на дверь «родительской» спальни, торопливо заканчиваю набор девятизначного номера и вдавливаю трубку в ухо, словно пытаясь приглушить длинные гудки вызова. Ну же, ну, давай быстрее!..

Однако вместо знакомого, чуть хрипловатого голоса я слышу совсем другой — женский, равнодушно-вежливый, и не живой, а явно смодулированный автоматом-ответчиком: «Абонент, номер которого вы набрали, в настоящее время недоступен».

С каких это пор Булат стал отключать свой коммуникатор? Он же по должности обязан быть всегда доступен — если не подчиненным, то хотя бы руководству…

Ладно. Попробуем другие номера… Для начала надо выяснить, где он сейчас: дома или на службе. Проще всего позвонить оперативному дежурному по Раскрутке…

Выуживаю из глубин памяти номер интервильской штаб-квартиры. На цифры у меня память почему-то всегда была лучше, чем на имена и фамилии.

Голос в трубке возникает после первого же гудка:

— Оперативный дежурный особого подразделения Общественной Безопасности Николай Юданов, слушаю вас…

— Как я могу связаться с господином Слегиным? — спрашиваю, прижав к губам микрофон. — У меня к нему очень важное и срочное дело…

Долгое молчание. Потом дежурный осведомляется:

— Мальчик, ты хоть знаешь, куда звонишь?

О господи!.. Начинается… Но, как говорится, взялся за гуж — не говори, что не дюж.

— Я звоню в Раскрутку, дяденька, — не удерживаюсь от иронии я. — И мне срочно нужен ваш начальник, которого зовут Булат… э-э… — (Тут я обнаруживаю, что не помню отчества Слегина — как-то в ходе нашего общения обходился без него.) — …в общем, Слегин… Скажите только, где его можно найти — и все!..

В принципе, дежурный должен был пуститься расспрашивать не в меру любознательного мальчугана, откуда ему известны имя и фамилия руководителя Раскрутки (ни в одном справочнике эти данные никогда не фигурировали), а потом осведомиться, что у меня за важное дело среди ночи.

Однако Юданов не оправдывает моих ожиданий. Смущенно кашлянув, он произносит изменившимся голосом:

— Дело в том, малыш, что начальником Раскрутки сейчас является другой человек. А Слегин, про которого ты спрашиваешь… он погиб, мальчик.

От неожиданности я лишаюсь дара речи. Машинально интересуюсь:

— Давно это случилось?

— Примерно пять лет назад. А зачем…

Я не дослушиваю дежурного. Нажав клавишу отбоя, застываю с трубкой в руке, уставившись на светящееся табло коммуникатора.

Значит, взрыв был таким мощным, что погибли все: и я, и Дюпон, и те «раскрутчики», которые штурмовали с воздуха плавучую базу главаря «Спирали». И Слегин тоже погиб, унеся с собой на тот свет информацию, которой обладал он один…

Значит, обращаться в ОБЕЗ нет смысла. Только Слегин мог бы поверить, что я — это я, а не пятилетний любитель розыгрышей, откуда-то узнавший про «Спираль», Слепых Снайперов и прочих персонажей давнего дела.

У меня есть единственный выход. Не очень приятный, но что поделаешь? Ради восстановления справедливости придется забыть о своих личных симпатиях и антипатиях.

И я решительно набираю другой номер, который запечатлен в моей памяти не хуже таблицы умножения.

На этот раз ждать приходится долго — видимо, человек, которому я звоню, дрых мертвецким сном и вдобавок спросонья туго соображал, что за трезвон его вернул к гнусной реальности.

Наконец в трубке слышится недовольный голос:

— Алло? Говорите же, я слушаю!

Осознав, что уже почти минуту я не дышу, я с облегчением выдыхаю воздух из легких. Голос мне знаком, и, как бы там ни было, его обладатель может помочь мне.

— Здравствуйте, Игорь Всеволодович, — бормочу скороговоркой я. — Ради бога, извините, что разбудил вас среди ночи, но, поверьте, мне срочно нужна ваша помощь!..

Шепотин пытается что-то сказать или спросить, но я перебиваю его:

— Вы, конечно же, можете мне не поверить и наверняка меня не узнаете, но я хочу вам сообщить сногсшибательную новость…

На секунду умолкаю. Мне показалось, что где-то в квартире скрипнула дверь. Но вокруг по-прежнему тихо, и я продолжаю:

— Это Лен Сабуров… Помните такого?

— Сабуров? — переспрашивает Шепотин и надолго замолкает.

Наконец я слышу:

— Вообще-то, я не имею обыкновения разговаривать с дезертирами, тем более — среди ночи. Но, полагаю, у вас случилось нечто серьезное, раз вы вспомнили обо мне после стольких лет молчания…

— Правильно полагаете, Игорь Всеволодович. Серьезнее не бывает. Сплошной форсмажор. И только вы можете мне помочь..

— Что это у вас с голосом? — перебивает меня он. — Простуда? Или искажения на линии?

— Нет-нет, связь здесь ни при чем. Послушайте, Игорь Всеволодович, наверняка то, что я сейчас скажу, покажется вам глупой шуткой или бредом сумасшедшего, но я хотел бы, чтобы вы выслушали меня…

Он лишь скептически хмыкает, и я торопливо продолжаю: