Книга Другой Синдбад - Крэйг Шоу Гарднер

Пораженный Синдбад переводил взгляд со своего мажордома на мужчин с ножами.

— Да, история. Полагаю, я смогу рассказать. В конце концов, мне нужно практиковаться. — Он улыбнулся, несколько ошеломленно, оттого, полагаю, что его просят заняться любимым делом при столь ужасных обстоятельствах. — Очень хорошо, четвертое путешествие. — Он снова бросил взгляд на Джафара. — И мне придется немножко скомкать начало, чтобы успеть окончить до обеда.

Получив, по-видимому, одобрение слуги, торговец беспрепятственно начал свой рассказ:

— И вновь я возвратился в Багдад, став, благодаря удаче, еще богаче прежнего. Но я с большим удовольствием вспоминал свои захватывающие путешествия, и теперь то плохое, что было в них, казалось уже не таким плохим, а хорошее — просто прекрасным. И вот я решил отправиться…

Джафар перебил его привычным покашливанием.

— Ах да, — поправился Синдбад. — Я ведь рассчитывал рассказы на длительные застолья.

— Эта привычка появилась у вас после первого же путешествия, — заметил Джафар.

— Но мне так это нравится! — вздохнул Синдбад. — Мое проклятие — иметь слуг, у которых хорошая память.

— Натренированная за долгие годы службы, о величайший из выдумщиков, — смиренно ответил Джафар.

— Ладно, — покорно продолжил свой рассказ Синдбад. — Скажем так, были также некие финансовые причины, по которым мне пришлось опять выйти в море. Как бы то ни было, мы снова отправились знакомым путем из Багдада в Басру и оттуда по каналу в открытое море. И снова все началось отлично, и мы плыли от острова к острову и от страны к стране, и я продавал свои товары с большой выгодой, сердечно поздравляя себя с решением снова отправиться в путешествие.

Но вскоре случилось событие, которое заставило меня пожалеть об этом решении, когда однажды, находясь в открытом море, вдали от какой бы то ни было земли, я услышал крик нашего капитана: «Мы пропали!» — очень похожий на те вопли, которые частенько издает мой слуга Джафар. И действительно, я глянул за борт и увидел громадные волны, не меньше тех, что мы наблюдали во время недавнего шторма, когда повстречали Малабалу. В тот раз нам не посчастливилось иметь в своих рядах мага, и наш корабль был уничтожен огромными волнами и проливным дождем, и все, кто был на нем, оказались во власти морской стихии.

Пока торговец говорил, я заметил, как изменились его манеры, — перемена, которую я уже видел, но лишь теперь смог оценить. Глаза его смотрели сейчас по-другому, и вскоре выражение лица сделалось иным, теперь он был куда больше похож на отважного путешественника из своих историй, чем на пожилого, довольно полного человека, у которого проблемы с деньгами.

— Но корабль развалился на части, — авторитетно продолжал рассказчик, — и мне вместе с еще несколькими торговцами посчастливилось ухватиться за одну из больших досок — все, что осталось от нашего корабля. Так, держась за нее руками и ногами, мы благополучно пережили свирепый шторм, и нас выбросило на очередной из тех бесчисленных островов, которыми, кажется, усеяно море. Измученные, мы всю ночь проспали прямо на берегу, но на следующее утро проснулись и решили обследовать внутреннюю часть острова и вскоре обнаружили сооружение, которое хотя и было построено из веток, сучьев и глины, что обычно ассоциируется с простыми хижинами, но размерами и сложностью архитектуры скорее напоминало дворец.

Почти сразу же, как мы заметили это удивительное здание, нас окружила большая толпа людей, невысокого роста и смуглых, и люди эти, чьи язык и манеры были нам незнакомы, повели всех нас внутрь огромного сооружения, где мы предстали перед их королем.

Другие торговцы решили, что это великий подарок судьбы, и, когда стало ясно, что нам собираются устроить пир, поздравляли друг друга с удачей. Я, однако, не спешил радоваться, поскольку думал о своих товарах, пропавших во время шторма, и обо всех этих новых потенциальных покупателях передо мной, которым я теперь не смогу ничего продать. От этой мысли у меня болела душа, так что, когда стали подавать кушанья, я понял, что не чувствую аппетита.

Вскоре, однако, перед моими друзьями-торговцами и передо мной поставили большие тарелки с исходящей паром едой, какой я никогда прежде не видел, — очень непривлекательной с виду и липкой по консистенции. Тем не менее спутники мои набросились на эту пищу с энтузиазмом, поскольку ничего не ели с того момента, как ярость шторма обрушилась на нас. Я же в своем тогдашнем состоянии духа не мог заставить себя притронуться к еде и сидел, ковыряя разноцветное клейкое варево в своей тарелке кончиком ножа. — Для пущей выразительности он обхватил руками живот — жест, который, возможно, из-за теперешней упитанности торговца не произвел того драматического эффекта, как, очевидно, бывало прежде.

И Синдбад продолжал:

— Сначала мои спутники вели увлеченную, хотя и нестройную беседу. Но по мере того, как длилась трапеза, речи их звучали все реже, а аппетит все возрастал, пока они не перестали издавать какие-либо звуки вообще, кроме звука отчаянно работающих челюстей, перемежающегося время от времени сопением и мычанием.

— Мой хозяин всегда рассказывает такие улучшающие аппетит истории, — заметил Ахмед, ставя на огонь огромный котел с водой.

— Только про то, что в самом деле происходило со мной. — Торговец выдержал паузу, положив руку на сердце. — Но скоро все стало еще хуже.

— Кто бы сомневался? — заметил Ахмед, отходя, чтобы принести еще продуктов.

Но старший Синдбад уже так увлекся, что больше не слышал комментариев своих слуг.

— Пока мои товарищи-торговцы продолжали жадно поглощать пищу, — драматично продолжал он, — ведя себя, скорее подобно зверям, чем людям, наши смуглые хозяева принесли огромные урны, наполненные какой-то мазью. Смуглокожие начали натирать ею тела моих объедающихся друзей, и от этих притираний, казалось, торговцы сделались еще голоднее прежнего и пожирали это варево тарелку за тарелкой, пока не только животы их, но и сами тела не раздулись и они не сделались похожими больше на бурдюки с водой, чем на людей.

Мне очень повезло, что я не притронулся к той еде и не дал натереть себя таинственной мазью, ибо вскоре узнал, что эти люди были каннибалами и что их король каждый вечер съедал на обед жареного человека, хотя подданные его предпочитали есть людей сырыми!

Опять Синдбада чуть не съели? Может, это из-за того, что нам вот-вот грозила та же участь, но казалось, что это вполне обычное дело в историях великого купца. Или каждый островок в этом огромном зеленом океане наводнен каннибалами?

— Традиционная форма повествования — самая лучшая, — заверил меня Ахмед, продолжая нарезать груду каких-то клубней, чтобы бросить их в котел.

— И страх мой за себя и за своих друзей возрос, — были следующие слова торговца, — в особенности когда я заметил, что чем больше они едят, тем менее разумными кажутся, так что после того, как они, казалось, наконец насытились, смуглые люди погнали их из комнаты, как гонят скотину, и действительно, с того самого дня их каждый день выгоняли на луг пастись.