Книга Разящая стрела Амура - Ирина Родионова

— Не виноват я! Не виноват! Он сам пропал! — завопил несчастный министр, раздирая камзол на груди и содрогаясь в рыданиях.

— Ха! — потомственная ведьма изогнула правую бровь и уперла руки в бока. — И вы думаете, что хоть кто-нибудь поверит, что бриллиант стоимостью в полмиллиона ливров пропал сам? Без посторонней помощи?!

— Да! Да! — вопил несчастный герцог, потом вытер сопли и забрался назад в свое рабочее кресло. — Выбор сделан, — вздохнул он, — Рубикон перейден…

И вытащил из ящика мыло и веревку.

— Оставьте меня, госпожа Гурдан! — взвизгнул он. — Я желаю достойно расстаться с жизнью, без свидетелей!

— Это необязательно, — Ариадна Парисовна села на стол, — у меня есть план…

Шуазель поднял на нее изумленные глаза и приподнял правую половину своего пышного парика.

— Я на все согласен, — выпалил он с ретивостью утопающего при виде соломинки.

— Так не пойдет. Пишите расписку, — Ариадна Парисовна уже один раз дала денег в долг одной близкой подруге под «честное слово» и «гарантии многолетней дружбы». И подругу потеряла, и пять штук вечнозеленых. Конечно, не Бог весть, какая сумма, но все-таки обидно. Три раза можно было на каком-нибудь не самом плохом курорте оттянуться.

— А что писать? — растерянно захлопал глазами герцог.

— Ну; пишите, мол, я, граф Сервиль, именующий себя герцогом Шуазелем, находясь в трезвом уме и ясной памяти, обязуюсь… — начала потомственная ведьма.

— Да, но тогда и вы напишите мне расписку, что обязуетесь сохранить все в тайне, — перебил ее первый министр.

— Хорошо, но вы в свою очередь напишите мне расписку, что не будете препятствовать, или пытаться изъять первую расписку, — согласилась госпожа Эйфор-Коровина.

— Я напишу, но вы подпишите договор о том, что обязуетесь вернуть мне все мои расписки, если я исполню все обязательства, — закусил перо герцог Шуазель.

— Обязательно, но только в том случае, если вы обязуетесь вернуть мне и мои, о чем напишете расписку, — подстраховалась потомственная ведьма.

— А вы напишите мне расписку, что не будете пытаться подменить… вошел в раж министр.

— Короче! Напишите хоть одну! — возмутилась потомственная ведьма, подсчитав в уме, что если не прервать это препирательство, то на «юридическое» оформление сделки у них может уйти никак не меньше недели.

— Ладно, но и вы начинайте…

В результате Ариадна Парисовна и герцог Шуазель уселись за один письменный стол и глядя в бумаги друг друга, начали писать расписки, строго следя, чтобы каждый из них не надул другого ни на букву.

5. После бала…

— Как ты думаешь, Вольтер, какой бант мне лучше надеть сегодня? Может быть, белый? — Его Величество прикладывал к себе разнообразные аксессуары.

— О, сир! Вы украсите собою любой бант, — вздохнул философ.

— Тьфу! — король окончательно расстроился.

В такие моменты жизнь казалась ему невыносимой.

— Должен же я что-то выбрать! — воскликнул монарх. — А от тебя никогда не дождешься никакого дельного совета!

— Позвольте, я расскажу вам, сир, философскую притчу, — осклабился Вольтер.

— Лучше б ты мне бант помог выбрать, — сердито буркнул король и забрался в кресло с ногами. — Давай, рассказывай, я августейше слушаю. Только чтобы покороче и посмешнее.

— Жил-был на свете один человек, — сахарно начал философ, сопровождая свою речь изящными жестами, жеманными улыбочками и многозначительными взглядами.

Луи XV заранее ощутил приступ тошноты.

— Работал этот человек, — философ сделал придыхание, паузу, хитрый вид, а затем воскликнул, — сортировщиком апельсинов! — и уставился на короля, ожидая бурной истерической реакции на такую «неожиданность».

— Ха, ха, ха, — мрачно сказал король, и три раза хлопнул в ладоши. Это вся притча?

— Нет, — обиженно продолжил Вольтер, не оставляя, впрочем, надежды просветить Его Величество, — и чувствовал этот человек себя отвратительно! Просто ужасно! Так, что ему постоянно хотелось утопиться, повеситься, или, в крайнем случае, забыться пьяным сном…

— Должно быть, один из твоих студентов, — проворчал Луи, начав ковырять в носу, чтобы не заснуть во время сей поучительной басни.

Философ стоически сглотнул обиду, принял вид оскобленной добродетели и высоким надрывным голосом проповедника истины, которого толпа закидывает гнильем, продолжил:

— И этот человек пришел к философу, чтобы тот указал ему правильный путь, помог избавиться от ощущения несчастья…

— Дай-ка я угадаю, что это был за философ, — саркастически хихикнул Его Величество и игриво пихнул Вольтера ногой.

— Это был не я, — возмутился тот.

— Тогда откуда ты знаешь, что тот сортировщик апельсинов чувствовал себя так плохо и вообще ходил к философу? — король начал впадать в состояние тоскливой сварливости, этим обыкновенно заканчивались все его философские беседы с апостолом просвещения. За такое влияние на Его Величество придворные Вольтера терпеть не могли, мечтая сбагрить зануду какому-нибудь другому европейскому двору.

— Мне рассказывали другие философы, — замялся Вольтер.

— А почем ты знаешь, что они не врут? — Его Величество задал вопрос, что называется «не в бровь, а в глаз».

— Ну… Они же энциклопедисты! — возмутился светоч просвещения.

— И к ним ходят сортировщики апельсинов жаловаться на жизнь? Я им что, для этого выделяю деньги? Чтобы они день-деньской валяли дурака, слушая ерунду про мучения сортировщика апельсинов? Нет, это невозможно! всплеснул руками король. — Все, секвестр бюджета на содержание гуманитариев. Однозначно! А твоя басня становится занимательной, ну-ка давай дальше! Расскажи-ка мне, на что идут казенные деньги, — король оживился и уставился на Вольтера грозными очами.

— И философ стал расспрашивать сор… сор… простите, — Вольтер трясущимися руками схватил со столика стакан воды и выпил его тремя жадными глотками, — в горле, знаете ли, пересохло… Так вот… Он, этот; сор… сор…

— Сортировщик апельсинов? — уточнил Его Величество.

— Д… да, — закивал философ. — Он сказал: «День-деньской…», то есть он не так сказал. Он сказал: «Каждый день я смотрю, как катятся по наклонному желобу апельсины. Я должен раскладывать их в три ящика.

Маленькие в один, средние в другой, большие в третий». Философ ответил ему: «Чем же ты недоволен? У тебя прекрасная работа!

Ты можешь думать о чем угодно, занимаясь ею!». А сор… сор…

— Сортировщик апельсинов, — подсказал король.

— Д… да, — снова кивнул Вольтер, — сказал: «О! Но эта ужасная проблема выбора!».

Луи XV внимательно смотрел на философа, явно ожидая продолжения.