Книга Всё и ничто - Араминта Холл

— Там все равно ничего нет такого, что бы ее разозлило. — Обе, Рут и Сэлли, сопротивлялись желанию развить эту мысль.

— Конечно, я знаю, просто много шума из ничего.

— Ладно. Надеюсь увидеть тебя завтра на празднике Хэла.

— Обязательно. Кстати, что ему подарить?

— Господи, я не знаю. Он обожает детскую железную дорогу, мы купили ему поезд из этой серии.

— Он все еще любит сидеть в своем пластмассовом домике? — Рут всегда удивлялась, сколько всего другие люди помнят. — Я думала, не купить ли ему для домика чайный сервиз или что-то в этом роде?

— Ему понравится. До завтра.

Они уже дошли до парка, когда Рут отключилась.

— Я бы не отказалась от чашки кофе, — сказала мать Рут. — Почему бы вам, мальчики, не пойти на детскую площадку, а мы бы с Рут купили кофе на вынос.

— Годится, — согласился отец, целеустремленно двигая коляску вперед. — Не забудь про сахар.

Рут почувствовала, что стоит возразить — она всегда могла различить, когда ею пытаются манипулировать, — но что-то ее остановило.

— Что-то на работе? — спросила мать, когда они направились к кафе.

— Да, сегодня неудачный день, чтобы отпрашиваться. Номер сдаем.

— Ты не сказала, что у тебя болит голова. Я думала, ты взяла отгул.

— Ничего страшного.

— Так, значит, на работе все в порядке?

— Думаю, да.

Мать вздохнула, и Рут поняла, что ей не удалось изобразить привычный энтузиазм.

— Если тебе там не нравится, Рут, зачем же ты работаешь?

— Я не говорила, что мне не нравится. И к тому же по счетам-то надо платить.

— Всегда есть выбор, сама знаешь. Уверена, вы смогли бы прожить на заработки Кристиана.

Они уже дошли до кафе, но обеим почему-то не хотелось туда входить.

— Тебе всегда было не по душе, что я пошла работать, — заметила Рут, сама не понимая, зачем она это говорит. — Наверное, вы с папой полагали, что, выйдя замуж, я должна все бросить и быть примерной женой.

— Не мели ерунду, Рут. Мне глубоко наплевать, работаешь ты или нет, я не думаю, что можно чего-нибудь добиться, оставшись дома и чувствуя себя несчастной. Я горжусь тем, чего тебе удалось достичь. Жаль, что у меня самой не было таких возможностей. Но я хочу, чтобы ты была счастлива. А ты не кажешься счастливой. Ты просто мешок с костями, не говоря уж об остальном.

Рут надо было принять решение в доли секунды. В другой раз она бы все отрицала и поспешила войти в кафе. Но сегодняшнему дню предшествовал тот самый вчерашний вечер, и она не знала, как бы поправдивее соврать. Она тяжело села на деревянную скамью, мать устроилась рядом.

— Я слегка растерялась, мама.

— Растерялась?

— Я знаю, ты не поймешь. Знаю, ты никогда не позволяла себе растеряться даже на секунду. Но некоторые из нас, обычных женщин, видишь ли, тяжело это переживают.

Ее мать немного помолчала, что само по себе было для нее нехарактерно.

— Разумеется, я понимаю. Знаешь, что я сказала твоему отцу, когда он в первый раз навестил меня после родов?

— Нет.

— Я сказала, что, по-моему, мы совершили чудовищную ошибку. Но папа только рассмеялся и сказал: ну, назад мы ее запихнуть не сможем, — и тогда я поняла, что не смогу с ним впредь ни о чем разговаривать.

Рут взглянула на мать. Она никогда не слышала, чтобы та так говорила. Она казалась значительно мягче.

— И что он сделал?

— А ничего. Я вернулась домой и принялась за дело, поскольку выбора у меня не было. Но это не значило, что ощущение исчезло. Я каждый день возила тебя в парк, повинуясь идиотскому мнению, что детям нужен свежий воздух, я катила тебя вверх на холм и чувствовала, что становлюсь все меньше и меньше и в конце совсем исчезну, и некому будет толкать коляску.

Рут не знала, как реагировать, ей казалось, что они с матерью на незнакомой территории и ей не дано знать, как далеко та может ее впустить. Наверняка ее мать не чувствовала того, что чувствовала она, вряд ли она может рассказать матери, как ей страшно, что ее кости могут превратиться в желе.

— Я ничего подобного не чувствовала.

— Ты не первая женщина, Рут, которая тяжело воспринимает материнство. Знаешь, мы все такие. Но ваше поколение обманули, внушили, что вы можете иметь все, тогда как это чушь собачья. Нам всем приходится делать выбор, и тебе тоже надо сделать выбор.

— В смысле, выбрать между детьми и карьерой?

— Не так буквально. Просто вам с Кристианом кажется, что вы можете успеть все, но это не так. Вы легко проживете на одну зарплату, если кое от чего откажетесь. Люди моего поколения никогда никуда не ездили в отпуск, не заводили новые машины и не ели деликатесы. Вот так мы и выживали.

Рут знала, что в этом аргументе есть своя логика, но не хотела с ней смириться. Теперь, пожалуй, было самое время сказать матери насчет ее сомнений относительно Эгги, а возможно, и насчет того, что происходит у нее с Кристианом, но ей не хотелось перегружать мать информацией. Вместо этого она сказала глупость:

— У некоторых женщин есть все.

— Например?

— Не знаю. Может, у чертовой Найджеллы Лоусон.

Мать рассмеялась:

— Ох, Рут, ты, должно быть, шутишь. Неужели ты думаешь, что у нее такая же жизнь, как в этих идиотских сериалах? А если и так, то кто, по-твоему, присматривает за ее детишками, пока она на телевидении печет свои чертовы блинчики? Это все нереально, сама знаешь, абсолютно все.

— Я не очень тебя понимаю, мама.

— Я хочу сказать, что ты ждешь слишком многого. Ты всегда была такой, а мир, в котором мы живем, тут помочь не может. Не дай себя всему этому засосать. Отпусти немного вожжи. Отвлекись на секунду и оглядись вокруг, может, и найдешь что-нибудь, что сделает тебя счастливой. И пока ты еще не успела обвинить меня в женофобии, добавлю, что я говорю о тебе и Кристиане.

Рут откинулась на спинку скамейки. Ей казалось, что кожа на лице натянулась.

— Ты обо мне беспокоишься, мама?

— Не слишком. Но мы с папой думаем, что ты очень устаешь и, похоже, живешь безрадостно. Знаешь, жизнь ведь надо не просто прожить. Это же не тест на выносливость.

Рут почувствовала, что может заплакать, а ей бы не хотелось.

— В самом деле?

Голос матери стал настойчивым:

— В самом деле, Рут. Не бойся от чего-то отказаться, если не получается.

— Даже если это касается моего брака? — Рут тут же пожалела, что произнесла эту фразу.

Но ответ матери был вполне оптимистичен: