Книга Чертовы котята - Леена Лехтолайнен

— Так вот как сложилась твоя жизнь, Хилья, — задумчиво протянул наконец Майк. — Я бы и не поверил, если бы кто-то другой рассказал мне все это. Ты же была лучшей ученицей, я даже и предположить не мог, что в итоге ты разменяешь свою жизнь на такую ерунду. Ты расстроила меня. Я-то надеялся, что ты живешь в мире других ценностей.

17

Я замерла с открытым ртом и не сразу сумела привести мысли в порядок. Ведь я и на самом деле промолчала о том, что Майк надеялся от меня услышать.

— Я не спасала детей из горящего дома и не закрывала собой президента от пули. Но ведь ты сам всегда повторял, что наша главная задача — не строить из себя героев, а предотвращать возникновение опасных ситуаций. Так я и старалась всегда поступать.

Майк глотнул чая. На его загорелых руках совсем не росли волосы, хотя раньше у него были вполне обычные волосатые мужские руки. Наверное, делает эпиляцию.

— Ты всегда отличалась подозрительностью, зато никогда не пасовала перед опасностью. Как же ты смогла так измениться после всего одной ошибки? Или это отличает всех финнов? Не ошибается только тот, кто ничего не делает.

— А как ты считаешь, чем я должна была заняться? — воскликнула я. — Ты же сам все время говорил, что мы должны охранять, а не нападать!

— Неужели ты даже не попыталась выяснить, кто на самом деле стоит за убийством Нуутинен? Или тебя устроил ответ, что это совершил ее бывший дружок Паскевич?

— Нет, это был не Паскевич, а его конкурент, Васильев. Он или его отморозки. Но теперь это не имеет значения, поскольку Васильев погиб при взрыве яхты и не сможет ответить за свое преступление.

Не успела я вымолвить эти слова, как тут же раскаялась в этом. Я вела себя словно начинающий торговец наркотиками, который расхваливает свой товар полицейскому. Майк снова улыбнулся странной улыбкой, от которой не двигались брови и вокруг глаз не возникало морщинок.

— Значит, ты рассказала мне адаптированную версию того, что с тобой произошло за эти годы. А что же случилось на самом деле?

Все эти годы я думала, что на свете существует по меньшей мере один человек, которому я могу рассказать все, — Майк Вирту. Это он сделал меня такой, какая я есть, и научил всему, чем я теперь могу гордиться. Я, как молитву, повторяла его слова и выражения, и они не раз выручали меня в самых сложных ситуациях. И все-таки даже ему я не могла рассказать всей правды.

— Нет, ты ошибаешься. Нет никакой другой версии, я рассказала все. Честно говоря, я действительно подозреваю, что отец Юлии, пользуясь своей дипломатической неприкосновенностью, торгует радиоактивными изотопами из ядерного арсенала бывшего Советского Союза, но это, в общем-то, не мое дело. Ты же сам говорил, что задача настоящего телохранителя — не расследовать преступление, а препятствовать его совершению. А теперь мне пора вернуться на Пятую авеню и приступить к своим обязанностям, за выполнение которых мне платят хорошие деньги.

Я поднялась, стул противно заскрипел.

— Хочешь посмотреть, что у нас здесь нового? Я модернизировал спортивный зал, сделал новый тир и поставил в компьютерный класс новую технику.

— Не сейчас.

Я вышла, даже не пожав ему на прощание руки. Майк что-то крикнул мне вслед, но я не остановилась. Джек помахал мне, но я даже не взглянула на него. Рванула на себя входную дверь, но та оказалась закрыта. Я уже успела испугаться, что меня заперли, как увидела сбоку на стене кнопку. Нажала на нее, дверь открылась, я выскочила на улицу и помчалась не разбирая дороги, на углу столкнулась с детской коляской, которую везла женщина в сари. Из корзинки в нижней части коляски выпал арбуз и разбился. Я бросилась спасать арбуз, женщина крикнула мне на своем языке что-то непонятное, но явно не слова благодарности. Я сунула кусок арбуза ей в руки и побежала к станции метро. В уши ударил знакомый грохот поездов. Я вставила наушники плеера, надеясь успокоиться при помощи музыки. Хороший глоток текилы помог бы лучше, но я не позволяла себе пить во время рабочего дня.

Сколько раз в своей жизни я ездила на подземке от Куинса до Манхэттена, делала пересадку на «Таймс-сквер» или на «Сорок второй авеню», чтобы добраться до Мортон-стрит? Я вышла за несколько кварталов до нужного магазина. Навстречу шли люди, некоторые держали стаканчики кофе и гамбургеры. Дядя Яри никогда не мог понять современной привычки жевать на ходу.

— Надо уметь уважать еду, даже если это каша на воде, — говорил он.

В письмах дядя Яри много спрашивал меня об обычаях и привычках американцев. Сам он однажды съездил в Ленинград, и это было самое далекое путешествие всей его жизни. Когда он взял меня к себе, ему было всего двадцать четыре года. Я планировала свозить его на Канары, но не вышло. Вместо купания в теплом море он упал в холодное сентябрьское озеро. Он никогда не понимал, как можно жить в многомиллионном городе и вместо чистого воздуха вдыхать пары бензина и выхлопные газы. И обрадовался, когда я рассказала ему, что на Мортон-стрит тоже поет черный дрозд.

А еще я хотела сводить дядю на концерт. После его смерти я начинала плакать каждый раз, как только слышала звуки его любимой песни «Our Last Summer».[8]

Юлия всегда скучала, когда Сюрьянен водил ее на концерты в Хельсинки: их уровень недотягивал до блестящих оперных и балетных представлений Москвы и Петербурга. В один из вечеров в Нью-Йорке мы с ней сходили на спектакль с традиционным американским хеппи-эндом, после чего я предложила ей подняться на Эмпайр-стейт-билдинг и полюбоваться ночной панорамой города.

— Нет, надо идти спать. Завтра приезжает папа, я хочу выспаться и чувствовать себя бодрой. И мне еще надо позвонить Уско и обсудить с ним свадебный фрак.

Я проводила Юлию в гостиницу, снова вышла на улицу и отправилась на юг. Пришлось почти час простоять в очереди в кассу, прежде чем заветный билет оказался в моих руках. С группой японских туристов, которые были в два раза ниже меня, поднялась на восемьдесят шестой этаж, чувствуя в животе знакомую пустоту от перегрузки в скоростном лифте.

На открытой террасе, как обычно, дул пронизывающий ветер, и я плотнее запахнула куртку. На севере сверкали бесконечные огни — Гарлем, Бронкс, Йонкерс. В первый раз я пришла сюда, когда узнала, что успешно сдала вступительные экзамены и меня зачислили в академию. Я заранее решила отпраздновать поступление: подняться так высоко, как только сумею. Тогда я взобралась на сто десятый этаж и смотрела на Нью-Йорк, сожалея лишь о том, что от города меня отделяет толстый слой оконного стекла.

Каким бесконечным мне казался мир, когда я увидела его первый раз с этой высоты! Я была так счастлива, что поступила в академию, что уехала из деревни своего детства, где каждый знал, какая трагедия постигла меня в самом начале жизни. Голова у меня кружилась от осознания, что отныне я сама кузнец своего счастья. Но все оказалось не так просто. Я уехала, а дядя остался и погиб, когда меня не было рядом.