Книга Чертовы котята - Леена Лехтолайнен

Давид сидел в шезлонге. Сломанные ребра срастались медленно, и ему еще нельзя было плавать и активно двигаться. Зато теперь он мог свободно и с собственным паспортом ездить по стране и за ее пределами. Гезолиан умер и унес с собой свои тайны, но, к счастью, Лешу поймали на российской границе. И он заговорил: сдал всех агентов Гезолиана в Италии и Финляндии, предоставил доказательства, что Давид Сталь невиновен в смерти Дольфини и в ряде других приписываемых ему преступлений. А уж когда Давид передал Европолу две порции изотопа СР, с него сняли последние подозрения.

Одного Леша, к счастью, не знал: кто на самом деле убил Мартти Рютконена — и считал, что это дело рук Лайтио. Поэтому Юрия никто не трогал, не мешал спокойно заниматься живописью. На допросе Леша сказал, что Гезолиан застрелил Паскевича, поскольку тот угрожал выдать место хранения изотопа финской полиции. По словам Леши, он испугался, когда Гезолиан стал размахивать пистолетом, но ему удалось незаметно освободить Давида, а потом, в панике, он нечаянно наехал на Гезолиана. Он утверждал, что понятия не имеет, откуда тот взял изотоп, так что эта тайна умерла вместе с Гезолианом. Я думаю, в советское время у Гезолиана были свои входы на ядерные электростанции и военные хранилища.

Я ждала, что и меня вызовут в полицию, поскольку многие видели меня в Коппарняси в обществе Давида, но этого не произошло. Давида допрашивали сутками. В итоге он отдал Юрию долг за спасение своей жизни, убедив полицию, что тот и понятия не имел о связи Паскевича с Гезолианом. Он также спас репутацию Уско Сюрьянена: дескать, тому было неизвестно, что такое Гезолиан искал в Коппарняси. Сюрьянен настолько растерялся от многочисленных допросов, что с радостью ухватился за эту версию.

Юлия Сюрьянен была совершенно потрясена известием о смерти отца. Я просто не могла смотреть, как она сутки напролет сидела в комнате, не ела, не умывалась, не переодевалась и не ложилась в постель. В итоге мы с Сюрьяненом вызвали к ней врача, затем Сюрьянен положил ее на неделю в частную клинику, а потом отправил на пару месяцев в круиз по Карибскому морю. После смерти главного партнера его дела находились в довольно плохом состоянии, к тому же новое правительство не оправдало ожиданий и не собиралось лоббировать проект. Он предложил мне уволиться, пообещав выплатить компенсацию в размере зарплаты за три месяца. Я согласилась. Честно говоря, я даже не собиралась проверять, пришли ли мне на счет полмиллиона Гезолиана. Кровавые деньги мне не нужны.

«Похоже, мы победили», — подумала я, перевернулась на живот и, не торопясь, поплыла к берегу. Но эта победа имела горьковатый привкус. Юрий переживал из-за смерти отца.

В тот день он отправился за мной, чтобы на глазах у отца отомстить Давиду. А Гезолиан, в свою очередь, обещал дать Паскевичу возможность реванша за унижение в Бромарве. Эту историю ему в свое время рассказал Рютконен. Юрий утверждал, что действовал импульсивно, что ему было важно выступить против Паскевича, досадить ему, поэтому-то он и похитил Давида из машины, а вместо него посадил туда своего отца.

— Я просто хотел, чтобы он попросил у меня прощения. Как еще я мог заставить его сделать это? Только под дулом пистолета, — признался он, когда я, прижав его к стене, спросила, действительно ли он собирался убить Давида.

А тот, в свою очередь, согласился, что иногда в жизни полезно наступить на горло собственной гордыне. Мы с Давидом и Яаном много раз подробно разбирали случившееся и вынуждены были признать, что многим обязаны Юрию. По сути, именно он спас Давида от неминуемой смерти. И однажды Давид подошел к нему и попросил разрешения пожать руку. Юрий для проформы немного помялся, но руку протянул. В друзей они, конечно, не превратились, но отношения между ними улучшились и стали ровнее, спокойнее.

Я подплыла ближе к Сааре и спросила, часто ли Ваномо вспоминает свой прошлый приезд в Хевосенперсет. Она ответила утвердительно и рассказала, что слышала, как в вечерней молитве дочь просила выздоровления для Кейо.

— Давай съездим и навестим его, — предложила Саара, когда мы вышли на берег.

— Кого? Кейо?

— Да, твоего отца. Кажется, врач говорил, что ему это было бы полезно.

От ее слов у меня даже перехватило дыхание. Нет, она не имеет права требовать от меня этого. Помолчав, я ответила, что, наверное, пока не готова видеть его снова.

Последнее время я все чаще чувствовала рядом присутствие мамы. Я вспоминала ее голос, ее запах. Поняла, что больше не с схожу с ума, когда смотрю на ее фотографии. Чувство страшной потери стало уступать место тихой светлой грусти.

Ужин был в самом разгаре, когда Юрий отозвал меня в сторону.

— Я давно собирался отдать тебе это.

И протянул мне небольшую картину, размером примерно двадцать на тридцать сантиметров. Но портрет на ней казался гораздо больше. Теппо Лайтио смотрел на меня, прищурив глаза, с таким выражением, будто только что выкурил хорошую сигару. Непостижимо, как это Юрий, который встречался с ним всего несколько раз, да и то не в самой спокойной обстановке, смог так запомнить и точно передать суть его натуры.

Я обняла Юрия, затем вставила холст между двумя деревяшками и прислонила к дереву. Получилось, будто Лайтио тоже присутствует в нашей компании. А Йоуни налил стакан вина, положил на тарелку кусок мяса и поставил к портрету.

Ближе к полночи я увела Дейвидаса и Ваномо спать. Словно два щенка, они улеглись на мою кровать спиной друг к другу и мгновенно заснули. Я вспомнила, что мы с Фридой так же спали в этой кровати, словно даже почувствовала ее тепло и запах шерсти.

Саара с Яаном сидели на веранде, Яан что-то говорил ей, кажется, пытался в чем-то убедить. Она положила руку ему на плечо, словно отпуская грехи. Эта женщина умела дарить окружающим спокойствие и доброту. Давид с Йоуни смаковали у костра коньяк, Юрий лежал в гамаке, глядя на звезды. Моника на ступеньках веранды мыла посуду; я предложила помощь, она отказалась.

Я решила немного пройтись и отправилась по тропинке, которую с детства знала наизусть. И по мере того как вдали пропадали огни дома, я видела в темноте ночи все лучше и яснее. Присела на камень, слушая шелест деревьев и журчание ручья. Стояла полная тишина, даже ночные птицы перестали кричать.

И тут я почувствовала вблизи легкое движение и замерла, несмотря на желание повернуться и посмотреть. Через пару минут послышалось тихое рычание, и на тропинку в нескольких метрах от меня вышла рысь. Это была небольшая самочка, она направлялась к берегу. Сделав пару шагов, она оглянулась и посмотрела мне прямо в глаза. И, словно поняв, что мы с ней одной крови и я не причиню ей вреда, спокойно продолжила свой путь.

Когда дикая кошка с кисточками на ушах исчезла в темноте, я поднялась и отправилась в сторону дома. Рыси живут поодиночке. В брачный период они находят себе партнера, но после рождения котят самки заботятся о них сами. Я, как рысь, всю жизнь жила одна, никого не подпуская к себе. Может, я и Давида полюбила только потому, что наша связь с самого начала не имела будущего и была обречена. Но рыси живут по одним законам, а люди по другим. Я не хочу всю жизнь идти по дороге одна. И, решив вернуться к своей стае, я повернула к дому.