Книга В России жить не запретишь - Сергей Донской

Та самая. Белая горячка, которая у военного люда имеет устойчивый цвет хаки. Марширующие чертики, похожие на оловянных солдатиков, всякая нечисть с противогазными харями, теперь вот – земноводное. Последний звонок, мрачно подумал Конягин, утирая липкий пот, струящийся по лицу. Пить больше нельзя ни грамма. Иначе однажды исчезнет не привидевшаяся тебе чертовщина, а ты сам. Сделав несколько жадных глотков водки прямо из горлышка, он приблизился к зеркалу и взглянул на свое отражение, взглянул беспощадно и прямо, как прежде смотрел лишь на рядовых и младший офицерский состав. Старик из зазеркалья ответил ему точно таким же взглядом. Им нечего было скрывать друг от друга. Они оба знали правду, генерал Конягин и его отражение. Еще совсем немного – и стремительное падение с пьедестала. Впереди прощальные учения, пара газетных снимков с подретушированными подглазьями, десяток рапортов с мольбами не отправлять в отставку. Потом забвение и бессонные старческие ночи на необъятной кровати, под которой обитают призраки прошлого. В качестве эпилога – обширный инфаркт миокарда. Самое страшное, что поделать с этим ничего нельзя.

– Не хочу! – выкрикнул Конягин с отчаянием. – Помоги, а? Сотвори чудо, ну что тебе стоит?

Иконописный лик Христа, к которому он обратился, был темен и мрачен. Спаситель не спешил откликаться на суетные мольбы всяких хмельных генералов. Конягин-то в господа бога вроде как веровал, да только к нему самому доверие бога было утрачено, вот в чем проблема. Общечеловеческая проблема, констатировал Конягин. Не дождавшись ответа на свой страстный призыв, он обвел взглядом пустую комнату. Не на кого было надеяться, не у кого просить помощи. Хоть давай объявление в газету. Мол, так и так, готов продать душу хоть самому дьяволу в обмен на молодость и былое здоровье. Посредников прошу не беспокоиться…

– Обращаться в любое время, чем раньше, тем лучше, – закончил мысль Конягин, жадно присосавшись к бутылочному горлышку.

Телефонный звонок заставил его вздрогнуть. Водка полилась по подбородку на грудь, распространяя вокруг едкий запах. Перекосив лицо, Конягин уставился на трубку, чуть ли не подпрыгивающую от нетерпения. Уж очень ей хотелось огорошить хозяина какой-то новостью.

– Да, – бросил он в телефон, надеясь услышать короткий доклад майора Жгутова.

В ответ щелкнуло, грюкнуло, заскрежетало, потом протяжно завыло, словно там, в трубке, вовсю гулял ветер. Сразу сделалось зябко и неуютно. Так бывает, когда сидишь возле нерастопленного камина. Из него дует, а сырые дрова никак не желают заниматься.

– Слушаю! – рявкнул Конягин. Ему почудилось, что из телефонной трубки действительно тянет сквозняком, хотя, конечно же, ничего подобного не было и быть не могло. – Слушаю, черт подери!

– Алё-у, – донеслось сквозь какофонию помех.

Голос принадлежал мужчине. Искаженный до неживого жестяного звучания, он показался Конягину абсолютно незнакомым, хотя свой номер он кому попало не давал.

– Кто говорит? – Он приложил воющую трубку к другому уху.

– Я насчет командировки в Чечню, – сообщил мужчина, то ли умышленно игнорируя, то ли просто не расслышав заданный вопрос.

– Насчет… – Конягин опустился в кресло, потому что ноги у него сделались слабыми-слабыми. Особенно после того, как незнакомый голос проинформировал его про гибель вертолета «Ми-28», на котором майор Жгутов вылетел за компьютером. Компьютер исчез. Вместе с Бондарем. Вместе с сопровождавшей его девкой. Вместе с надеждами на благополучный исход операции.

Допив водку, Конягин тут же откупорил еще одну бутылку, поставил ее на стол. Выложил рядом наградной пистолет Макарова, украшенный золотым гербом СССР. Взял в руки обманувший ожидания телефон. Пробежался пальцем по клавишам, попискивающим так, словно это были сигналы о случившемся бедствии. Прежде чем набрать последнюю цифру номера, он выпил водки и подмигнул внучке, улыбающейся ему с портрета в рамочке. Ларочкино изображение было мутным. Как слезы, выступившие на глазах пьяненького деда.

* * *

Бывший доходный дом Афремова на Садово-Спасской улице в Москве мало изменился с тех пор, когда его квартиры сдавались внаем на заре двадцатого века. Все те же восемь полноценных этажей с пилястрами, добротная кровля, робкие намеки на башенки. Но это чисто внешнее впечатление. Внутри же все давно стало совсем, совсем по-другому. За сотню лет интерьер здешних квартир преобразился. Никаких тебе пережитков эпохи в виде этажерок, торшеров и абажуров, никаких пуховых перин или плюшевых скатертей с кистями, ни одного пузатого самовара и уж тем более – замызганного керогаза. Зато изобилие импортных телевизоров и видеомагнитофонов, пылесосов и компьютеров. Пользуются этими и многими другими благами цивилизации не какие-то там замшелые учителя гимназий или коллежские асессоры, а вполне современные люди, следящие за курсом доллара и стоимостью барреля нефти. Герои нашего времени, не боящиеся ни черта, ни дьявола, а одной лишь налоговой инспекции. Не задающиеся глупым вопросом «Что делать?», поскольку ответ давно известен. Жить– быть, добра наживать, есть-пить, чтобы другим в рот не попало. Такие вот нынче пироги, такие вот конфетки-бараночки. Прогресс – великая вещь. Выйдешь раньше на улицу, и что хорошего там увидишь? Сплошные кадеты с корнетами, семинаристы с гимназистами да кисейные барышни, способные лишь кадрили отплясывать или польку-бабочку. Корсеты, лорнеты, эполеты, штиблеты. Скучно, господа. Взгляду не за что зацепиться. На углу доходного дома усатый городовой с саблей мается или в лучшем случае пролетка с пьяненьким кучером на облучке. В подъезде какой-нибудь швейцар торчит, нахлебавшийся квасу с тараканами: «Чего изволите-с?» – «А денег побольше изволим-с. Есть у тебя они, хрыч бородатый? Нет? Ну так не возникай. Изыди, тень прошлого». Нынче призраки не в почете, нынче жизнь бьет ключом. На Садово-Спасской благодать, раздолье. Сверкающие иномарки туда-сюда шастают, магазины от заморских товаров ломятся, повсюду раскрепощенная молодежь пиво на ходу хлещет. Ближе к ночи можно запросто проститутку недорогую подыскать, ближе к утру – пьяненького киноартиста встретить. Все тут имеется, и для тела, и для души, буквально все.

Потому-то и любят здешние обитатели свою улицу, гордятся ею. Это вам не Мытищи какие– нибудь. Обувь на прохожих преимущественно добротная, штаны у мужчин немнущиеся, женские наряды по причине жаркой погоды сведены к минимуму. Походки – деловитые. Взгляды – уверенные. Лица… Нет, в наше время на лица посторонних людей лучше не заглядываться, а то не так поймут. Давайте лучше близлежащими зданиями полюбуемся. Вот хотя бы вышеупомянутым доходным домом. Его глухая боковая стена громадным рекламным щитом украшена: загорелый джентльмен со своей джентльменшей нечто импортное курят, а зубы у обоих при этом все равно почему-то белые, и на рак легких они явно не жалуются. На фасаде скромная мемориальная доска: так и так, мол, здесь в 1932–1933 гг. размещалась Группа изучения реактивного движения. Ну и кому это теперь нужно? И кто помнит, что в 1904 году здание архитектора Шишковского считалось одним из самых высоких в Москве? Где сейчас этот самый Шишковский О.О. или тот же Афремов Ф.А., для которого он дом отгрохал? В точности неизвестно, но наверняка в тех краях ни нового телесериала не увидишь, ни на презентацию не попадешь, ни даже самым паршивеньким телефоном не обзаведешься, чтобы принимать эсэмэски от родных и близких. Да и кто станет слать сообщения на тот свет, скажите на милость? Помер, так помер. Был да сплыл. Так что давайте наслаждаться жизнью, господа, покуда есть такая возможность. Особенно, ежели для того имеются все предпосылки. Вот как у обитателя трехкомнатной холостяцкой квартиры на восьмом этаже афремовского дома, славно погулявшего накануне по поводу своего отъезда на Волгу, куда он якобы убыл, да не прибыл. Для того и изобретена мобильная связь, чтобы держать свое истинное местонахождение в тайне – от жены, от подчиненных, от вышестоящего начальства. Именно для этих целей была приобретена генерал-майором Воротюком московская квартира, о существовании которой не знала ни широкая, ни узкая общественность… Ночью в этой квартире Воротюк отрубился, поутру продрал глаза и теперь бродил по комнатам в темно-бордовом бархатном халате на голое тело. То, ради чего он укатил в столицу, получалось у него только по утрам. Возраст. Но зато как получалось! Истраченные деньги того стоили. Мелодичный призыв звонка заставил Воротюка вздрогнуть и поспешно направиться к двери. Это могла быть только долгожданная девушка по вызову, каких в Москве тьма-тьмущая, а в Поволжье – днем с огнем не сыщешь.