Книга Падший ангел - Фридрих Незнанский

— Вы имеете в виду характерный танец? — недоуменно спросила Кутилина.

— Стриптиз я имею в виду, дурочка. Вот что, — проворчала старая балерина. — Они его так политкорректно называют. Наберут телок из украинской степи, отмоют, неделю подрессируют, как по шесту на подиуме ползать и ноги задирать, и отправляют на заграничные заработки.

— А при чем тут я? — Вероника начинала раздражаться.

— При том, что с таким паблисити в бульварной прессе ты себе раз и навсегда создашь репутацию девки-танцорки, которая уводит чужих мужей.

— Но сейчас же не средневековье какое-нибудь!

— Милая, Англия держится на традициях. Брак Энтони и его жены был запланирован их родителями, когда они еще в детский сад ходили. Они из одной среды, он закончил Оксфорд, она училась в Кембридже. Ее все хорошо знают, она… — тут Гагарина хмыкнула, — ведет активную благотворительную деятельность в помощь детям с неизлечимыми заболеваниями. Если тебе и удастся разрушить их брак, радости ты от этого не получишь. Не делай глупостей, милая.

Вошла горничная, сообщив, что к Гагариной еще один посетитель.

— Кого там ко мне занесло? — резко спросила пожилая дама.

— Гарри Спенсер, мадам. Журналист.

— Очень кстати, — оживилась Гагарина. — Вероника, это очень милый молодой человек. Воспитанный, порядочный, неженатый. Если будешь с ним проводить время, то станешь героиней не бульварной прессы, а настоящей светской хроники. Гарри — дальний родственник Виндзоров, его часто приглашают на аристократические балы. Приглядись к нему повнимательнее. Еще не поздно изменить ситуацию.

По пути в гостиницу Вероника была мрачна и угрюма. Похоже, что историю с Энтони правда придется мягко подвести к концу. Впрочем, может быть, они могли бы встречаться на континенте, в Париже или Каннах, а не в этом туманном городе. В конце концов, Кортман обещал ей быть полезным. Судиться она пока ни с кем не собирается, тем более по уголовной части. Вероника на секунду представила себя в роли главной героини какой-нибудь истории с загадочным убийством. Но главная роль в таких историях может быть только у жертвы или у преступницы. Что ж, жертвой Вероника не была никогда, всегда боролась до последнего всеми средствами, а вот какую-нибудь леди Макбет изобразить вполне могла бы. Конечно, менять образ белой балерины, столь тщательно выпестованный, на роль злодейки в театре или кино не стоит. Но потом, позже, когда ей будет сильно за тридцать, можно и попробовать сыграть какую-нибудь колоритную отравительницу в фильме хорошего режиссера.

13

Денис никогда не был на Кипре. Так уж вышло, что поделаешь! Поэтому он плохо представлял себе, куда едет. Оказалось, что на небольшом острове в Средиземном море всего по паре: там, например, два языка — греческий и турецкий, две религии — православная и мусульманская и две денежные единицы — кипрский фунт, турецкая лира.

На Кипре вообще вышла незадача. Оказалось, что Ярошецкий сразу же сменил не понравившийся ему отель и свои новые координаты никому не оставил. Пришлось Денису объездить едва ли не все побережье. Он побывал в бухте Курения, глянул краем глаза на знаменитые Гробницы царей, завернул в Лимасол и, наконец, отыскал актера в бухте Пафоса, а точнее, в одноименном городке. Хорошо, что в службе безопасности многих турфирм работали коллеги Дениса, они по крайней мере давали вполне профессиональные наводки.

Итак, выяснилось, что Ярошецкий со своим спутником остановились в пятизвездочной гостинице «Макариос III», названной в честь первого президента независимого Кипра. Забавно, подумал Денис. Макариос — почти Макаров. Как там, интересно, наш бизнесмен-фальшивомонетчик поживает? наверняка неплохо — от суда отмазался, Шахмамедов — парень крепкий, наверняка его не сдаст.

Крутую дорогу к «Макариосу III» (вверх по мощеной улочке с крохотными кипарисами с левой стороны и саженцами алеппской сосны — с другой) Денис преодолел на своих двоих, несмотря на настоятельные увещевания таксиста, который ехал рядом и не переставая что-то громко кричал. Денис не обращал на него внимания. Он только один раз спросил, что это за забавные сосенки справа. Алеппские, ответил водила.

Алеппские… алеппские — это слово почему-то показалось знакомым… Алеппские. Город такой вроде есть, через двойное «п» — Алеппо, или был когда-то, но почему же такое привязчивое словечко, подумал Денис, возможно, это какая-то песенка, и в голову тотчас пришли первые строчки: «В Алеппо турок бил венецианца…» Денис пружинисто шагал вверх и напевал на разные мотивы:

— В Алеппо турок бил венецианца… — Как «Вставай, страна огромная…». Нет это не то. — В Алеппо турок бил венецианца… — Как Интернационал. — В Алеппо турок бил венецианца… — Скороговоркой, как рэп. Вот так, пожалуй, лучше.

В тот момент, когда Денис вошел в холл «Макариоса III», он сразу почувствовал неладное. Крик и визги характерны для этих щедрых на солнце и тепло краев, но только в позитивном смысле — крики и визги радости. А тут стояли вопли ужаса. В кресле распластался господин Ярошецкий собственной персоной. Правда, узнать его было трудно, почти невозможно. Но, во-первых, он был одет точно так же, как в Шереметьеве (Денис лично фиксировал отлет актера вместе с любовником), во-вторых, упомянутый молодой любовник — вот и он, родимый, лежит без сознания рядышком. С ним тоже что-то случилось? Ах нет, впечатлительный просто сильно, уже приходит в себя.

Или это случайное дикое совпадение, или я просто опоздал, подумал Денис. В любом случае он опоздал: у героя российских сериалов вместо лица был фарш.

— В Алеппо турок бил венецианца… — пробормотал директор агентства «Глория». И тут же, пока он смотрел, как над Ярошецким суетятся врачи, в памяти всплыли и остальные строчки.

В Алеппо турок бил венецианца

И поносил сенат. Я подошел,

За горло взял собаку обрезанца,

и заколол, вот так.

Да уж… А ведь это Уильям наш Шекспир, между прочим. Точнее, Отелло. Только вот господина Ярошецкого в самоубийстве заподозрить сложно. Умер он, скорей всего, от болевого шока… серная кислота, на глаз и запах определил многоопытный Денис.

В этом месте «умерший от болевого шока» Ярошецкий застонал, и врачи засуетились еще больше, ставили капельницу, что-то кололи, куда-то звонили, друг на друга орали.

Денис подошел к старшему полицейскому чину, с лица которого не сходило растерянное выражение, и представился: показал лицензию частного сыщика, рекомендательное письмо руководителя антитеррористической группы «Пятый уровень» Питера Реддвея. Поинтересовался, может ли быть полезен. Полицейский, вытирая крупный пот со лба, на сносном русском сказал, что его зовут Лукреций Пехлеваниди, что он грек, родившийся в Кутаиси, и что это самое страшное, самое ужасное, самое немыслимое преступление, которое он видел в своей жизни! Денис слушал его с нарастающим удивлением и тревогой, но когда, в конце концов, полицейский натурально зарыдал, да-да, именно так, Денис просто лишился дара речи. На какое-то время. Потом он переключился еще на одного рыдающего — молодого человека явно славянской наружности. На любовника Ярошецкого. Денис отвел его в бар, напоил содовой и заставил говорить. Выяснилось, что на курорте модный актер вел себя так же, как и в Москве, — постоянством не отличался и вчера напропалую флиртовал с каким-то московским студентиком весьма блеклой наружности.