Книга Сибирь 2028. Армагеддон - Андрей Орлов

– Слушай, пацан, все это, конечно, здорово, – строго сказал я, – но тебе не приходило в голову, что стрела могла упасть не на коридор, а, скажем, на голову мне. Или тете Оле. И что бы от нас осталось? Только не говори, что ты всё математически точно рассчитал.

– Мужик, ты не врубаешься, – поморщился пацан. – Тут уж как карта ляжет. Либо повезет, либо нет. Какая тебе разница? Вас бы все равно убили. А так хоть слабенький шанс был. Слушай, ты, недовольный, – разозлился мальчишка, – ты сейчас не с того света со мной разговариваешь, нет?

Хрюкнула Ольга. Я тоже рассмеялся, потрепал пацана по загривку. Мы ползли между сваями в направлении Октябрьской магистрали, втекающей в центр из одноименного района. За спиной царили разрушения и скандалы с поминанием всуе имени Божьего. «Это надолго, – подумал я. – Предстоит разбор завалов и полетов». Кузьма, отплевываясь и кряхтя, повествовал о своих злоключениях. Они с Молчуном вовремя спрятались между сиденьями, скрючились на пару. Он зажимал собаке пасть, чтобы не лаяла, но у той и не было желания подавать голос. Потом они вползли под сиденье – там нашлась вместительная ниша, чтобы спрятать два небольших тела. Какой-то хмырь уселся за руль, повел машину в глубину разрушенных кварталов. Кузьма прилежно считал повороты, мысленно прикидывал пройденное расстояние. Он плохо помнил, где хмырь поставил машину – там были еще какие-то недоразумения на колесах. Сделав дело, он хлопнул дверцей и убыл, посвистывая, а мальчик и собака выждали немного, стали выбираться…

– Постой, а где Молчун? – спохватился я.

– Да не парься, – отмахнулся Кузьма. – Мы с этим обормотом уже подружились, я сказал ему, чтобы был рядом, но в глаза не лез. Да тут он где-то, не подходит просто, забей, мужик…

Ночь еще не кончилась, до бледного рассвета оставалось не менее получаса. Окольными дворами мы выползали на магистраль. За проезжей частью чернели растопыренные останки нового ТЮЗа, завалившийся набок отель «Хилтон». Здешняя колония, ограниченная несколькими кварталами, похоже, была плотно заселена. В дымке мерцали огни фонарей и прожекторов, перекликались люди. Мы прижались к холодной земле – по дороге в направлении Красного проспекта пробежала группа автоматчиков с фонарями. Они бежали молча, тяжело дыша, только грузно топали и надрывно кашляли. В этом районе, где все находилось под тотальным контролем, стоило проявлять осторожность. Мы дождались, пока они скроются, переползли дорогу, часть которой была расчищена под большегрузную технику. Я планировал уйти по улице Серебренниковской, упирающейся в Оперный театр. Но мы едва не нарвались на патруль из трех убедительных мужчин! Положить их было несложно, но столько шума… Мы переползали к помпезному НИИ измерительных приборов – загнутая глыба стояла, но походила на здание в Берлине в мае сорок пятого, на которое советские артиллеристы не пожалели снарядов. Стоило поспешить – до рассвета оставалось совсем немного. Мы обходили его, прячась за грудами мусора и глиняными надолбами. Патруль остался позади. Мы перебежали улицу Максима Горького, миновали «огородами» сквер Героев Революции, где, похоже, не осталось ни одного дерева (да и зачем современной цивилизации деревья?). И снова неудача – проход к задней стороне Оперного театра оказался заблокирован гигантским земляным валом. Имелся лишь один проход – влево – по улице Щетинкина, вдоль вытянутой боковины мэрии. Фактически мы снова оказывались в той точке пространства, где нас прибрали приверженцы тоталитарного учения! Но стоило рискнуть, их внимание отвлечено, нас не ждут в средоточии этой клоаки! Риск был колоссальный, но что такое риск – пять минут страха, и мы на воле! Мы неслись по улице Щетинкина, с которой бульдозеры смели обломки зданий. Ветер свистел в голове, стучали молоточки по черепной коробке – уйдем, уйдем… Задыхаясь от волнения, мы вылетели на Красный проспект, зарылись за афишной тумбой старого ТЮЗа, таращились в темноту до боли в глазах.

– Ну, давайте же… – страдал от нетерпения Кузьма. – Хрень осталась, еще чуток – и мы на площади…

Слева во мгле угадывался блокпост, на котором нас подловили. Темнота – хоть глаз выколи! Но там, конечно, кто-то есть, не могли сектанты оставить открытым столь важный пропускной пункт. Бежать – в другую сторону, вдоль фронтона мэрии, нужно лишь собраться с духом, одолеть эти сто метров очищенной территории, где совершенно негде спрятаться…

– Пошли, – выдохнул я. – Ольга, танцуй первая…

– Как? – не поняла она.

– От бедра, блин… Пошла, Кузьма – за ней, я прикрою…

Мы снова неслись, как одурелые! В лучшие годы это было помпезное крыльцо, оно тянулось вдоль всего фасада. За крыльцом – огромные двери, за дверьми – таинство городского управления. По коридорам сновали люди и депутаты (здесь же находился городской совет), чиновники и «нужные» бизнесмены, там принимались важные решения – правильные и не очень, решались судьбы города, пилили бюджет, собирали с него опилки, брали взятки и откаты… Сейчас крыльцо гуляло волнами, двери провалились под землю, а рядом с нами чернели окна когда-то бывшего третьего этажа, ставшего по недоразумению первым… Нас заметили, но мы уже ушли из зоны поражения! Рычал величавым оперным басом командир поста, хлопали разрозненные выстрелы. Я не стал отвлекаться на эти мелочи, припустил за своими. Мы уже выбегали на площадь Ленина, окутанную сиреневой дымкой. Вход в метро – завален, тысяча чертей! И шквальный огонь откуда-то справа – с улицы Депутатской, примыкающей к мэрии с обратной стороны! Прямо на нас неслась машина, светя фарами! Я уже крутился, увертываясь от пуль, мчался зигзагами на противоположную сторону тротуара. Неподалеку кряхтела Ольга. Катился колобком, шизея от таких поворотов, Кузьма. Ну, до чего некстати, черт возьми! Они уже перекатились к вздутию на ровном месте, где когда-то был вход на станцию «Площадь Ленина», ныряли за естественные преграды. А я уже лежал, как на стрельбище, разбросав ноги, прижавшись к земле. Только спокойствие, дышать размеренно, не дергать в запале за спусковой крючок – это ведь не застежка женского лифчика!

Первой же очередью я разнес к чертовой матери фары! Машина вильнула вправо, заехала на разжеванный бордюр. С нее уже сыпались люди, раздавался грозный собачий лай. Я похолодел – собака?..

– Вперед, лоботрясы!!! – гремел, как Зевс, отец Климентий. Ну, как же без него? Кретин! Вместо того чтобы радоваться, что больше не с кем делить власть…

– Ольга, не вздумай стрелять… – хрипел я. – Пусть поближе подойдут, сам справлюсь, заройтесь там куда-нибудь…

По улице Депутатской к выходу на проспект грузно бежали человек пять. Они ревели, стреляли наугад. Бьюсь об заклад, они меня не видели! Я ждал, закусив губу, решил, что буду ждать до последнего, проявлю выдержку, не сорвусь. Только так мы сможем спастись. Начну стрелять раньше – будет трудный бой с непредсказуемым финалом…

Они уже топали практически рядом. Двадцать метров, пятнадцать… Желание опустошить магазин было колоссальным, но я терпел. Буду терпеть, пока не кончится терпелка…

– Карнаш, не уснул? – тоскливо просипела Ольга.

Я уже различал их сорванное хриплое дыхание. Еще один миг между прошлым и будущим (отнюдь не жизнь), и они бы стали через меня перепрыгивать! Стоять, противные! Я открыл огонь, когда до них оставалось метров шесть. Бил в упор, практически не опуская спусковой крючок, лишь немного поводя стволом. Думаю, половина из выпущенных пуль не ушла в молоко. Враги валились вразнобой, дергались, что-то вопили, поминая в запале не только Господа Бога своего, но и его закоренелого антипода. Никого не осталось, только раненые стонали, бились в конвульсиях, выхаркивали пену. Изрыгал проклятья, топал ногами, матерился оставшийся у машины отец Климентий.