Книга Хэллгейт: семья - Ёсими

правильнее было бы назвать эту улыбку оскалом. — Сразу и не скажешь, кто из вас больше стремится защитить другого. Так вот, шериф: вы, повторюсь, решили показать зубы, но не учли, что они у вас искусственные.

— Это… всего лишь шутка.

— Довольно неудачная, смею заметить.

Люсьен вдруг отпрянул так же мгновенно, как и приблизился, снова оказался среди вампиров и их игрушек, что-то шепнул одному, другому — и все они захохотали, повернувшись к Алексу и Стэши.

— Любезный граф, — добавил Люсьен. — Надеюсь, вы простите, что мы не приглашаем присоединиться к пиршеству. Вы, боюсь, окажетесь слабоваты желудком…

Кое-кто из вампиров снова засмеялся, но этот звук донёсся до неё будто сквозь подушку.

Стэши не сразу поняла, что случившееся напугало её так, как мало что в минувшие годы. Она застыла на месте, чувствуя, что не может двинуться. Сердце колотилось как бешеное, взгляд лихорадочно перескакивал с одной детали на другую — пытался уцепиться за любую вещь, которую можно использовать как оружие.

Горло сдавило, и она открыла рот, хватая воздух словно рыба, выброшенная на берег.

Панических атак у неё не было давно. Она ощутила себя беспомощной, выставленной на всеобщее обозрение. Вампиры рассматривали её с любопытством и лёгкой брезгливостью.

— Извини, — вдруг сказал Алекс, и, прежде чем она поняла, за что он просит прощения, подхватил её на руки.

Она была крепкой и явно тяжеловатой для него, но он всё равно не разжал ладони, пока они не вышли из особняка. Сейчас, когда празднество было в самом разгаре, двор пустовал.

— Я могу сама, — наконец прохрипела Стэши. Выпитое вино отчаянно рвалось из неё, но она снова и снова сглатывала слюну, ставшую густой и кислой. — Туда.

В тени деревьев, где никто не мог видеть их, она рухнула прямо на траву, раскинула руки, глубоко и жадно задышала. Страх, сковывающий её по рукам и ногам, мало-помалу отступал.

— У меня тоже такое было, — произнёс Алекс негромко. — Прости, что не сориентировался раньше.

— Ты не знал.

— А другие?

— Тоже, — по телу пробежала судорога, и Стэши тряхнуло. — Нет, Макс один раз видел, но… Обычно мне везёт.

Она с трудом выпрямилась, прислонилась к дереву. Земля холодила голые ноги, ободок с рожками больше не ощущался — должно быть, слетел, пока Алекс нёс её на улицу.

— Знаешь, — сказала она, — когда он отошёл… Я думала, они все бросятся на нас. Хотела ударить его раньше хотя бы разочек.

— Тогда нас бы точно прикончили.

— Да, я знаю… Просто почувствовала, что буду стоять и дальше — свихнусь наверняка. Он мог убить тебя. Или нас обоих. Думала, надо попытаться убить его первой.

Стэши нервно хихикнула. Истерика поднималась в ней душной волной, захлёстывала с головой, не давая успокоиться.

— Убить его первой, — повторила она. — Представь, какая бы комедия вышла, если бы я попробовала…

— Ничего смешного, — покачал головой Алекс.

Они переглянулись, и в его глазах Стэши увидела тот же ужас, который наверняка плескался в её собственных. Сдерживать смех — защитную реакцию, проверенную годами, — стало невыносимо, и она позволила себе от души поржать, уткнувшись Алексу в плечо, и смеялась до тех пор, пока по щекам не потекли слёзы.

Только спустя несколько мгновений, которые показались ей невыносимо долгими, Стэши поняла, что он хохочет вместе с ней.

— Знаешь что, — предложила она, — пошли отсюда. Счастливого, блядь, Хэллоуина.

Глава 8

Возможно, он был дураком, если решил использовать единственный за долгое время выходной таким образом, но слова Стэши о Новом Орлеане не шли из головы. Уж слишком резко она осеклась, стоило упомянуть этот город. Кроме того, позже Алекс вспомнил и другую её фразу.

«Может, я и лежала в психушке, но я не идиотка».

Ему не раз доводилось бывать в Новом Орлеане. Сдержанный, прячущий страшные тайны на самом дне по будням, в выходные город становился многоцветным и громким, а его чудовища выходили из укрытий и без труда смешивались с толпой. Алексу он казался слишком шумным — приезжать сюда время от времени, может, было и интересно, но жить в Новом Орлеане не хотелось бы.

Местную психиатрическую клинику имени архангела Михаила он тоже помнил и подозревал, что роскошное здание в тени деревьев, огороженное кованым забором, некогда было изысканной усадьбой особенно богатых рабовладельцев, подобием того, что высилось на плантации Эвергрин.

Алекс никогда бы не подумал, что однажды ему придётся переступить порог этого места.

Машина — не служебная, которая вызвала бы немало вопросов, а старенький отцовский фордик, — сильно не разгонялась, но времени вполне хватало. Тёмно-зелёная краска кое-где облупилась, на правой двери красовалась небольшая, но всё-таки заметная вмятина. Не реши Алекс сорваться в поездку так внезапно — быть может, нашёл бы пару-тройку дней, чтобы заняться отцовской тачкой как следует. Проблема в том, что он до последнего не хотел к ней прикасаться.

В доме не осталось ничего, что напоминало бы о Ричарде Нолане. Одежду и обувь Алекс перебрал и от совсем ветхих тряпок избавился, а остальное отдал церкви. Туда же пожертвовал пакет, доверху набитый крестами, иконами, вышитыми заповедями в рамках — пусть отдадут какой-нибудь верующей вдовушке, которая, быть может, захочет украсить ими кухню. И даже старую отцовскую кровать, дышащую на ладан, Алекс доломал и выбросил.

Теперь вторая спальня пустовала, но он всё равно запер её на все засовы.

И только от машины избавиться не удалось — чутьё подсказывало, что она ещё может пригодиться. К тому же только дурак будет продавать хороший рабочий автомобиль, когда у тебя нет другого. Даже будучи шерифом Хэллгейта, Алекс не собирался постоянно использовать служебное авто в личных нуждах.

Дорога, на удивление ровная, послушно стелилась под колёсами. Алекс включил музыку, улыбнулся, услышав знакомый мотив. Одиночные поездки были ему по душе, но работа беспощадно съедала последние крохи свободного времени — тут бы до дома дойти и забыться недолгим, начисто лишённым любых грёз сном.

Снова и снова он прокручивал в голове события Хэллоуина в особняке у вампиров. Может, решение пойти в костюме Дракулы и правда было поспешным и опрометчивым — Алекс не сомневался, что Люсьен этого так не оставит. Но выражения этих холёных бледных лиц стоили многого.

Лишь бы