Книга Су́чки. Секс, эволюция и феминизм в жизни самок животных - Люси Кук

луковица в мозгу обладает повышенной чувствительностью и связь между матерью и детенышем укрепляется. Если мать в этот период отвлекается, скажем, прогоняя чайку, которая копается в ее только что появившейся плаценте, то уровень окситоцина может остаться на том же уровне, что и у неразмножающейся самки.

«Если по какой-либо причине они пропустят этот критический период, повторно его не пережить, разве что снова родив или получив огромную искусственную дозу окситоцина, введенную в мозг. И вот тогда вы начинаете понимать, почему матери отказываются от своих детенышей», – сказала мне Робинсон.

Ее исследование является первым, в котором изучаются уровни окситоцина у бельков и их матерей и обнаруживаются доказательства двойной обратной связи у этих связанных друг с другом особей. Точно так же, как уровень окситоцина у матери положительно повышается благодаря ее заботливому поведению, уровень окситоцина у ее отпрыска аналогичным образом повышается благодаря получению заботы. Их тесная связь взаимно увеличивает уровень окситоцина друг у друга, и в результате у матерей тюленей с высоким уровнем окситоцина рождаются детеныши с высоким уровнем окситоцина. Это существенно влияет на здоровье и выживание бельков. Робинсон обнаружила, что партнерские отношения между матерью и детенышем с высоким содержанием окситоцина привели к появлению самых толстых бельков без дополнительных затрат калорий для матери (так что это не может быть просто потому, что они пили больше молока).

«Если у белька высокий уровень окситоцина, то у него должна быть мотивация искать свою мать и оставаться с ней, что означает меньшие затраты энергии на беготню по колонии и попадание в неприятности.

Белек также может получать какую-то пользу от микроклимата, укрываясь рядом с матерью в холодных колониях».

Робинсон считает, что окситоцин не только управляет поведением белька, но и вполне может влиять на развитие его жировой ткани, а также участвует в регулировании его аппетита и энергетического баланса. Какими бы ни были методы увеличения веса, ясно, что бельки с высоким содержанием окситоцина имеют больше шансов на выживание.

Подросшие самки могут даже стать лучшими матерями. Исследования показывают, что таким же образом, как окситоцин помогает перенастроить мозг матери, чтобы он стал более восприимчив к потомству, он влияет на экспрессию генов и развитие нервной системы потомства. Доказательства того, что уровень окситоцина у получающего пищу потомства влияет на материнский стиль во взрослом возрасте, есть у крыс – те, у кого матери были внимательными, будут и сами внимательными матерями. Различия в стиле воспитания потомства могут также повлиять на другие социальные связи в дальнейшей жизни. Отсутствие ухода за потомством у желтобрюхих полевок влияет на плотность и экспрессию рецепторов окситоцина в их мозге, что приводит к нарушению социального поведения во взрослом возрасте. Желтобрюхие полевки обычно моногамны, но те, кем пренебрегали в детстве, не смогли наладить пожизненные половые связи во взрослом возрасте, а также демонстрировали нарушенные родительские навыки, вероятно, из-за повышенной тревожности.

В работе Робинсон подчеркиваются долгосрочные последствия сильной связи между матерью и детенышем для наилучшего выживания и физической формы. Но также и ее ненадежный характер. Это то, с чем Робинсон оказалась хорошо знакома, поскольку сама недавно впервые прошла через этот процесс.

«Мой ребенок родился рано, у меня была индукция родов – мне дали окситоцин, что очень развеселило моего мужа и всех моих друзей, которые были в восторге от того, что теперь я сама подверглась действию окситоцина», – сказала она.

Робинсон уверена, что двойная обратная окситоциновая связь, которую она обнаружила у матерей и детенышей серых тюленей, должна существовать и у людей. Есть свидетельства того, что после рождения человеческие матери демонстрируют уникальную способность распознавать различные сенсорные сигналы – визуальный, звуковой и обонятельный – от своих детей. В одном эксперименте было показано, что у матерей с несильной привязанностью к своему ребенку низкий уровень окситоцина. Когда им показывали фотографии плачущих младенцев, их дофаминовые системы вознаграждения срабатывали не так, как у женщин с надежной связью с детьми. Вместо этого их мозг показывал повышенную активацию в области, связанной с несправедливостью, болью и отвращением.

«Люди знают, что должны заботиться о своих детях. Но с гормональной точки зрения, если вы не находитесь в том месте, где подобное поведение проявляется, все усложняется, – признала Робинсон. – Мой ребенок изо всех сил пытался набрать вес, и, несмотря на давление, расстройство и напряжение, понимание лежащего в основе процесса оказалось действительно полезным для меня. Существует много неправильных представлений о материнстве. Например, что есть один оптимальный путь и если вы по нему не идете, значит, делаете все неправильно. Дело в том, что жизнь хаотична и идеальные сценарии в голове могут мешать вам делать все, что в ваших силах в реальной жизни, потому что не все всегда идеально».

В последние годы окситоцин приобрел большую славу, но Робинсон стремится не преувеличивать его роль в качестве основы и конечной цели социальной привязанности. Опасно приписывать всемогущество одной молекуле, особенно у таких сложных когнитивных существ, как люди. К счастью, биология материнской связи зависит не только от неустойчивого выброса окситоцина после родов и лактации. Эволюция обеспечила существование других, более длинных и безопасных путей, ведущих к привязанности, которые делают уход за младенцами более понятным и последовательным.

Родительская забота – общее дело

Кэтрин Дюлак исследует влияние окситоцина на нейронный центр галанина – переключатель родительской заботы у обоих полов, с которым мы уже встречались ранее в этой главе. Она обнаружила, что этот родительский командный центр действительно имеет рецепторы окситоцина, но только у матерей. Это объясняет уникальную усиленную родительскую реакцию биологической матери – ее поведением управляют нейроны галанина и окситоцина. Однако «гормон объятий», несмотря на свою репутацию, не является триггером для этого родительского переключения, он лишь дополняет его.

Дюлак считает, что существует также вторая, долгосрочная фаза привязанности, не зависящая от гормонального потока, связанного с рождением и лактацией. Эта фаза может быть обусловлена не только окситоцином. Она может вызвать привязанность у мам, пап, других более отдаленных родственников и даже у приемных родителей. Это было замечено в эксперименте с девственными самками крыс, которые обычно крайне враждебно относятся к детенышам, игнорируя или даже пожирая тех, кто встречается у них на пути. Но если девственная самка крысы постоянно взаимодействует с детенышами, особенно если у нее есть мать, у которой можно учиться, она перестает их убивать и начинает о них заботиться, пока в конце концов не станет такой же внимательной, как биологическая мать.

«Приемные нерожавшие родители могут быть такими же хорошими, как