Книга Ночь борьбы - Мириам Тэйвз

поздно. Неудивительно, что бабуля видела, как во Фресно умирает куча людей. Американцы реально не понимают, что такие старики, как бабуля, не могут кататься на лодках и выпивать по бутылке вина на солнце, распевать весь день и ходить по гостям всю ночь напролет.

Наконец мы легли спать. Джуд вернулась в дом Кена после книжного клуба, чтобы переспать с ним в его постели. Она сказала, что ей нравится массаж Кена и что они используют эвкалиптовое масло! Она сказала, что у Кена такие большие, теплые, сильные руки. Кен посмотрел на свои руки.

– О, ребятки! – сказала бабуля. – Ну, наслаждайтесь!

Джуд сказала:

– Давай, красавчик.

Ей не терпелось отправиться в спальню Кена и начать обмазываться маслом.

– А ну-ка идите, детки! – сказала бабуля, хотя Кену было лет сто. – Я рада, что вы все еще занимаетесь этим в вашем возрасте! – добавила она.

Я замерла на секунду, и все стало размытым. Я вбежала в нашу спальню, уставилась на Мао и сосчитала до десяти. Бабуля вошла в комнату, смеясь.

– Так, а кто это, еще раз? – спросила она.

– МАО! – заорала я очень громко. Как будто это все была его вина. Я нырнула в кровать и натянула одеяло на голову. Бабуля чистила зубы в примыкающей ванной и говорила сама с собой про вещи, упавшие на пол, которые мы сможем найти утром, то есть это я смогу найти их утром.

– Утром я не могу за ними нагнуться, – говорила себе бабуля, – а вечером не могу про них вспомнить!

Наконец она залезла в постель. В двух футах под нами валялись стринги Джуд. Я подумала, что Уиллит Браун не захотел бы оказаться в этом доме прямо сейчас. Бабуля сказала, что очень рада, что мы приехали во Фресно. Она повернула голову, пристально посмотрела на меня и сказала:

– Спасибо, Суив, что поехала со мной. – Она была очень серьезна.

– Пожалуйста, – сказала я.

– Это так много значит для меня, дорогая, – продолжила она. – Я серьезно. Спасибо.

– Хорошо, пожалуйста! – сказала я. Я подумала о Горде: я постараюсь иногда быть серьезной с ним, потому что это оказалось капельку приятное ощущение. На одну секундочку.

– Хо-о-о-о-о, – сказала бабуля. – А у тебя здесь, во Фресно, регулярное опорожнение кишечника?

Почему она сказала «здесь, во Фресно»? Это что, очередная проблема с этим местом? Я на одну секунду положила свою подушку на ее лицо. Она схватила подушку и ударила меня ею по голове. Я забрала ее обратно и положила себе под голову, чтобы она перестала играть в бои подушками и сосредоточилась на том, чтобы жить.

– Мне очень нужно было увидеть Лу и Кена, – сказала она мне. Кто угодно другой говорил бы о том, как в тот день чуть не умер от чрезмерного пьянства и плавания под парусом, но только не бабуля. Я думаю, она обо всем этом забыла.

– Мне очень нужно было поговорить с Лу, – сказала она.

– О чем вы говорили? – спросила я ее.

– Мы просто говорили о правде!

– Он страдает? – спросила я.

– Ну конечно, – сказала бабуля. – То страдает, то нет. Всем нужно позволить Лу быть Лу.

– А какой у него дом?

– О! Он потрясающий! Каждая комната наполнена вещами, которые он нашел во время своих прогулок. Удивительные вещи. Произведения искусства! Красивый, красивый антиквариат и что угодно еще, у Лу есть все. И у него на крыльце висит гамак.

– А кровать у него есть? – спросила я.

– Где-то есть, я полагаю. А еще у него есть соседка, и она милашка.

– Она красивая?

– Вообще-то да! Хотя не думаю, что они спят вместе.

– О боже, блин. Бабуль! Я задушу тебя по-настоящему!

– Лу называет ее Присутствие, как далай-ламу, – сказала бабуля. – Она художница, а еще она ухаживает за растениями в торговом центре. Лу раньше жил в гараже после сердечного приступа, но теперь живет в доме. В этом и есть прелесть Калифорнии. В гараже можно жить круглый год!

– Все твои племянники любят красивых женщин, – сказала я.

– Да, правда, – сказала бабуля. – Хо-о-о-о-о. Они и правда их любят. Ну, за исключением того одного, как его там, он любил справедливость и…

– Знаю-знаю! – сказала я. – Он больше любил тропические леса, но потом передумал и тоже полюбил красивых женщин.

– Та-а-а-а-ак точно, – сказала бабуля. – Ты все помнишь, да! «Счастье, которое не забывало ничего, даже убийства». Так сказал мой друг Альбер[42].

– О чем это ты, бабуль? – прошептала я.

– Риэ видит это в лице Тарру, – сказала бабуля. – Вот в этом смысл жизни. Именно в этом.

– Ты что, пьяная, бабуль? – прошептала я.

– Что? – сказала она. – Нет! Не думаю. Пьяная? А может быть, и да! Радость – это сопротивление.

– Э-э… – сказала я, – чему?

Тогда она снова засмеялась, и с этим было ничего не поделать.

13

Сегодня утром я первым делом приступила к выполнению задания: мама дала его мне миллион лет назад, и я совсем о нем забыла, – написать о жизни бабули. Все остальные, даже бабуля, жили по калифорнийскому времени. Она не верит в джетлаг. Или она умерла. Нет, она спала. Я села на пол в примыкающей ванной и закрыла дверь, чтобы бабулю не беспокоил свет. Я положила свернутое полотенце на пол вдоль тонкой линии света, пробивающегося сквозь дверь. Мне было нужно снять груз с плеч: я узнала, что Кен – дедушка! До Джуд у него была жена. Она живет в другом месте. По словам бабули, она тоже была красивой, хотя я начинаю думать, что бабуля всех считает красивыми. У Кена и его жены были дети, и теперь у этих детей есть дети, и они живут в Сан-Франциско в доме стиля пуэбло[43], а Кен – дедушка, у которого в спальне висят фотографии обнаженных женщин, и они делают ему массаж с маслом. Он любит наготу, как и бабуля. Теперь я знаю, что люди имеют в виду под Калифорнией.

Бабуля родилась. Я бы сказала когда, но сейчас не могу вспомнить, а она спит, поэтому я не могу ее спросить. В их семье было пятнадцать или семнадцать детей. Бабуля была очень любопытной и бродила по дому, как крошечный охранник. Когда ей было два года, ей стало скучно сидеть дома целыми днями, и она решила пойти в школу. Она дошла до здания школы одна. Учитель разрешил ей остаться. Ее любимым занятием в школе был бег наперегонки за обувью. Все дети бежали к своей обуви и пытались надеть ее первыми – именно