Книга Украденное воскресенье - Наталья Александрова

— Так что ж тут плохого?

— Ничего тут плохого нет, а только у мужчины, на тебяглядя, мысль возникает, что хорошо бы на тебе жениться и детей с тобой завести.

— Ну вот уж не думала, что у меня такой вид домовитый!

— Не смейся, все ты понимаешь. Я ведь не продомработницу говорю, а про жену. Вид у тебя уж очень порядочный. То есть нетолько вид, а и сама ты… — Миша окончательно запутался и замолчал.

— Что ж, я плохо работаю? Ты мной недоволен?

— Да нет, только место твое не здесь. Тебе надо домасидеть, с детьми заниматься, в кружки их водить, в школу музыкальную.

— Я буду дома с детьми сидеть как порядочная, а мужбудет с девками время проводить?

Это ты брось, — сказал он серьезно, — от женщинывсе зависит, от тебя, например, никто гулять не будет. А так прямо обидночеловеку на тебя глядеть. Если бы ты замужем была, то еще туда‑сюда.Можно было бы думать, что кому‑то повезло. А так глядишь на тебя идумаешь, что вот могла бы у меня такая жена быть вместо той, что дома сидит.

— Ну ладно, — растрогалась я, — раз уж тытакого хорошего обо мне мнения, то, так и быть, подвези до дома.

* * *

Кирилл ушел от профессора Солодова сам не свой. Страшно былоподумать о том, что случилось бы, если бы Таня выпила две таблетки, если бы онаслучайно не услышала разговор Вадима с Валентиной, если бы не вмешался он,Кирилл. Тогда Вадим бы увез ее к себе, а что собирался с ней сделать потом этотподонок? На какое злое дело направить? И чем бы все кончилось? В лучшем случае— психиатрической больницей, а в худшем — Таниной смертью. Хотя неизвестно, чтохуже. Кирилл представил себе, в каком шоке была Таня, когда проснулась утромрядом с ним, ничего не помня. А он спал, как свинья, не мог вовремя проснуться,успокоить ее, рассказать, что произошло. Хотя он тогда и сам не знал, чтопроизошло. И просто удивительно, как она держалась. Чего ей стоило прийти кКириллу потом, чтобы выяснить, что же с ней произошло, и признаться в потерепамяти. А он еще думал, что она ненормальная! Бедная девочка!

Он уже подходил к магазину, сегодня он опоздал, но свет вофисе еще горел. Значит, она его ждет. Сейчас они закроют дверь и пойдутпотихоньку, он расспросит ее о дочке, она всегда так оживляется, когдарассказывает о ней, а про Солодова и про всю историю с ограблениемколлекционера он ей ничего рассказывать не будет, незачем ей волноваться поэтому поводу.

Кирилл уже походил к двери, как вдруг услыхал Танин смех, ипредназначался он не ему. Он метнулся в сторону и встал за водосточную трубу.Вышла Татьяна, а за ней этот бугай со стриженым затылком, ну да, директормагазина, как его? Миша. Они закрыли двери, потом подошли к машине, этот типдаже распахнул перед Татьяной дверцу вежливый! — и уехали. Что ж,классический случай. Директор с бухгалтером должны быть знакомы очень близко,иначе бухгалтерский баланс не сойдется, как говорилось в одном анекдоте. К томуже шикарная «вольво», сине‑серая, как раз под цвет ее глаз. «Вольво»давно уехала, Кирилл подавил жгучее желание бросить камнем в витрину магазина ипошел быстрым шагом к метро.

* * *

Утром выяснилось, что Густав Адольфович ни за что не хочетуезжать из квартиры. Старик капризничал, говорил, что жену он, конечно,отправит к дочери, а сам не может оставить коллекцию без присмотра.

— Густав Адольфович! — обратился к нему Володятаким тоном, каким обычно увещевают малолетних детей. — Ну не сделаетсяничего вашей коллекции! Будьте же благоразумны, вы не можете так рисковать.

Старик согласился только тогда, когда ему пообещали, что сколлекцией ничего не сможет случиться и что бандитов в квартиру просто недопустят.

— Хорошо, Володя, я вынужден полностью на васположиться.

— И правильно делаете. Каждый должен делать свое дело ине смешивать мюзикл с триллером.

Вечером этого же дня Густав Адольфович с женой по командеВолоди, который предварительно убедился, что на лестнице нет никого из соседей,спустились на первый этаж. Возле подъезда стоял большой грузовой фургон«Перевозка мебели». Кто‑то из соседей купил новый мебельный гарнитур. Всепространство между задними открытыми дверцами фургона и дверью парадной былозаставлено высокими ящиками, образующими узкий коридор. По этому коридорупожилые супруги быстро прошли внутрь фургона. «Грузчики» закончили работу иуехали.

* * *

Кирилл привел Цезаря с прогулки и спросил у Раечки:

— Ну как она?

— Про тебя спрашивала, просила, чтобы зашел.

— Ей лучше?

— Да не лучше, — с досадой ответила Раечка, —сам увидишь.

Кирилл прошел в комнату с затененной лампой. МарияМихайловна, укутанная черной шалью, полусидела в кровати. Глаза ее былизакрыты. Кирилл хотел было потихоньку уйти, но старушка открыла неожиданноясные глаза.

— Кирюша, милый, посиди со мной.

Кирилл сел рядом, взял ее невесомую руку и погладил.

— Кирюша, ты ведь возьмешь потом к себе Цезаря?

Видя, что Кирилл замешкался с ответом, потому что не знал,как реагировать на это «потом», Мария Михайловна попросила:

— В память о Жене, а, Кирилл?

— Конечно, возьму.

— Вот и хорошо. Цезарь к тебе привык, жалко терятьтакую собаку. А родственники мои животных не любят. — Мария Михайловнауспокоенно прикрыла глаза.

Кирилл поцеловал сухую руку и вышел. Раиса возилась у плиты.

— Поешь хоть, а то готовлю зачем‑то, никто неест. Ну, видел ее? — спросила Раечка, скорбно покачивая головой. —Она уже не здесь, не на этом свете. И мне говорит, вот закончу все дела свои, ибольше мне делать нечего.

Кирилл посмотрел на ее старушечью спину, на седой чахлыйпучок на затылке. Тоже небось лет шестьдесят уже, а все Раечка да Раечка. Вечноона здесь хлопотала.

— Они вам хоть деньги‑то платили? —неожиданно спросил он.

— За это не беспокойся. Меня в этом доме никогда необижали, Женя покойный всегда по‑хорошему, Валька‑то, конечно,норовила схамить, ну да теперь что про это говорить.

Подошел Цезарь и положил голову Кириллу на колени.

— Вот так, брат, скоро будем с тобой вдвоемжить, — вздохнул Кирилл. — Ты не против?

Цезарь тоже вздохнул и дал понять, что не против.

— И никто нам не нужен, — продолжал Кирилл, пустьони там на иномарках катаются, а мы и пешком погуляем. — Он поцеловалЦезаря в морду и поднялся.

Ну, что мнешься, хочешь еще спросить что‑то?