Книга Украденное воскресенье - Наталья Александрова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ничего себе, журнал экспериментов! — не удержалсяКирилл.
Профессор снова неодобрительно на него покосился, нопродолжал:
Пятый эксперимент. Женщина сорока трех лет, образованиевысшее, домашняя хозяйка. В результате приема двадцати миллиграммов препарата,войдя в ювелирный магазин, разгромила его, разбила внутренние витрины, нанеслапобои средней тяжести охраннику магазина, тяжкие телесные повреждениясотруднику милиции, прибывшему в магазин в составе наряда по срабатываниютревожной сигнализации. Убита вторым сотрудником милиции из табельного оружия.
— Ну, в целом картина понятная, — сказалКирилл, — и что, описаны все десять экспериментов?
— Нет, всего девять. А относительно десятого естьтолько предварительная запись: «женщина двадцати восьми лет, образованиевысшее». А дальше ничего.
— Понятно, — вздохнул Кирилл, — ужас какой!
Профессор посмотрел на него с живейшим интересом:
— Вы что‑то знаете про эту десятую женщину? Онажива? Вы можете меня с ней познакомить? Мне крайне важно провести кое‑какиетесты и анализы, просто побеседовать с ней…
— Об этом не может быть и речи! — закричалКирилл. — Простите, профессор, — добавил он помягче, — но я немогу этого допустить. Она и так перенесла тяжелый стресс, вокруг нее до сих порпроисходят ужасные вещи. Я не могу позволить вам делать из нее подопытногокролика. Чем же вы тогда будете лучше Вадима? Он напичкал ее какой‑тодрянью, а вы мечтаете изучить, как эта дрянь на нее подействовала. Он делал эторади денег, а вы — ради науки, но ей‑то какая разница!
— Вы не совсем правы, молодой человек, но настаивать яне могу.
— И на том спасибо.
— У вас есть еще какая‑нибудь дополнительнаяинформация об этом десятом эксперименте? В конце концов, вы можете мне рассказатьо нем.
— Ладно. На этот раз лекарство было в виде двухтаблеток. Ее обманом заставили принять одну, а вторую она не стала принимать,на этот раз она обманула. Она говорила мне, что таблетки на нее плоходействуют, от головной боли, например, она предпочитает принимать толькоцитрамон, от простуды — парацетамол, а все эти новые импортные лекарства нелюбит, потому что не знает, как они могут на нее подействовать, у нее как это?
— Идиосинкразия?
— Вот‑вот. В тот вечер она выпила немногоспиртного, совсем немного, я свидетель, а потом — чашку крепкого кофе ипотеряла сознание, даже не так, а очень крепко заснула. Я не был с ней впоследующие сутки, она куда‑то ходила, что‑то делала, с кем‑товстречалась, но ничего не помнит, эти сутки и еще ночь просто выпали из еесознания.
— И когда она очнулась, она пережила шок, кому приятнопотерять память!
— Да, а потом начались неприятности…
— Вы так и не знаете, что с ней произошло?
Кое о чем догадываюсь, но это неточно. И, может быть,оттого, что она приняла не две, а одну таблетку, она кое‑что начинаетвспоминать. Ее преследуют сны, видения того, что произошло в эти пропавшиесутки. Профессор завистливо вздохнул:
— Боже, какой бесценный экземпляр!
Но, увидев, что Кирилл нахмурился, тут же извинился.
— Но послушайте, Кирилл, если она приняла однутаблетку, то, может, не выбросила вторую? — с надеждой спросил Солодов.
— Думаю, что вторая у нее сохранилась.
— О, Кирилл! Если бы вы смогли достать эту таблетку, япровел бы анализ и выяснил точный механизм действия препарата и, возможно, смогбы выработать вещество для снятия его последствий. Ведь надо же как‑топомочь тем несчастным женщинам, которые ни за что ни про что заперты впсихушку!
Хорошо. Если вы обещаете не искать эту девушку и непричинять ей дополнительных неприятностей, я постараюсь раздобыть вам этунесчастную таблетку.
— Может быть, вы все‑таки передумаете, — снадеждой спросил Солодов, — и приведете ее сюда?
— Ни за что, — твердо ответил Кирилл. — Я нехочу, чтобы она знала, что могло бы быть, если бы эксперимент над ней несорвался, что она могла натворить, а может, уже натворила. Мне это все неважно, а она пусть не знает.
— Она вам небезразлична? — догадался профессор.
— Дело не только в этом. Там еще много всегонаслоилось, но, простите, профессор, я уж не буду вас утомлять подробностями.
Профессор Солодов понял намек и нехотя отпустил Кирилла,оставив у себя материалы.
С тех пор, с того самого дня, как погибли Валентина и Женя имы с Кириллом договорились доверять друг, он провожал меня домой после работыкаждый день. Просто встречал у магазина, потом мы ехали в метро, болтая опустяках, потом, как школьники, прощались у парадной, и он уходил. Ни разу онне напросился на кофе, правда, я и сама его ни разу не пригласила. Такпродолжалось несколько дней, тот странный монотонный голос мне больше незвонил, но успокаиваться я не спешила. Пока я не буду ничего знать точно, Аськасюда не вернется. Сергей уехал по делам, Ксения Павловна помирилась с зятем иопять жила у дочери, так что в квартире мы были вдвоем: я и Галкина кошка Пуся.На все мои вопросы относительно того, что он собирается предпринять дляпрояснения ситуации, Кирилл только отмалчивался.
У Нины маму положили в больницу, и она уходила пораньше, такчто оставались после закрытия только мы с Мишей. В этот вечер я заметила, чтоон как‑то иначе на меня смотрит.
— Чего тебе? — достаточно сухо спросила я, нехватало мне еще, чтобы он начал проявлять ко мне, так сказать, неслужебныйинтерес.
— Да ничего, что‑то, я смотрю, ты в последнеевремя какая‑то не такая. У тебя неприятности? На личном фронте?
— Если бы! — вырвалось у меня помимо воли, но Мишапонял не так.
— Хочешь, домой тебя сегодня отвезу? А то ты какая‑тобледная.
— А потом что? — разозлилась я. — Ночеватьостанешься?
— Ну, это ты брось, — Миша был абсолютноспокоен, — ты же знаешь, у меня принцип: на работе — ни‑ни.
Это было верно, он ни разу не приставал с неприличнымипредложениями ни ко мне, ни к Нине.
— Ну извини, — примирительно проговорила я.
— Замуж тебе надо, Татьяна, вот что, — вздохнулон.
— Что‑что? С чего это ты решил, что я, на мужиковбросаюсь, что ли?
— В том то и дело, что нет.
— Ну‑ка, объяснись!
Что тут объяснять, — разоткровенничался Миша, —есть бабы простые, все у них как на ладони, сразу можно понять, хочет она илинет. Предложишь такой намеком, конечно, она все сразу поймет, а если несогласится, то не обидится и мужчину не обидит, как говорится, не прошло — иладно! А у тебя… вид такой, и не недоступный, а какой‑то… Вроде и вежливаты со всеми, и приветливая, никогда слова грубого не скажешь, а вот язык неповернется что‑то такое тебе предложить, в ресторан там сходить или надачу съездить. Непростая ты женщина.