Книга Полнолуние - Александр Горский

— Сотрудничает, — поправил его Колычев, — некоторые наверняка и постукивают, но этого, окромя Сережи Охтина, это который старший опер, да начальника его, Рыжова, никто тебе не скажет. Да и те молчать будут, потому как за прямое стукачество головы их подопечным не то что посшибать, а сгоряча и оторвать могут, а сотрудничество штука такая, взаимовыгодная. Вот, к примеру, в зоне ножи под запретом. То есть не то чтоб их вовсе нет, но упаси бог, ежели один сиделец другого железкой пырнет сгоряча. Мало того что новый срок можно выхватить, так еще и свои же руки поломают, поскольку не по понятиям без особой нужды людей резать. А теперь подумай, кому это выгодно? Правильно, администрации. А она за это тоже свое маленькое спасибо сказать может. Так и выходит, одни обеспечивают, чтобы в зоне поножовщины и прочего беспредела не было, а другие за это глазки свои малость прищуривают и делают вид, что не знают, к примеру, в каком бараке под полом самогонный аппарат спрятан да сорок литров браги рядом закопано.

Колычев мечтательно закатил глаза, должно быть, представляя, какое количество первоклассного самогона можно выгнать из сорока литров мутной белесой жидкости.

— Так вот, длилась вся эта идиллия года три, а потом Любавин взял да и напортачил. Хотя, он-то, конечно, хотел как лучше, только кому с того легче. Притащился он, стало быть, в один из дней на разгрузку, уж не знаю зачем, его от такой грубой работы давно уж освободили. И тут, надо ж было так приключиться, поддон груженый плохо занайтовали. Трос возьми и сорвись, поддон вниз и полетел. А на нем ящики с крепежом всяким — гвозди, саморезы, еще дребедень всякая. В общем, одно другого тяжелее. Один ящик о борт машины задел, да и отскочил в сторону. Прямо на Любавина. Тот уклониться уже никак не успевал, только руку и вскинул, чтоб лицо защитить. Ящик об эту руку стукнулся, раскрошился да наземь и осыпался вместе с шурупчиками. А Любавин только руку потер да и ушел к себе в каптерку, словно ничего и не случилось. — Печально вздохнув, участковый уставился отчего-то прямо на Лунина и назидательно произнес: — А человек, он ведь не из железа сделан. Ранимое он существо, даже если с виду такой бугай. В общем, поутру у Любавина рука-то вся и распухла, только он не то по дурости своей, не то еще по какой причине в больничку не пошел, а лишь от ушибов мазью натер да бинтом замотал. Так и ходил несколько дней, покуда терпение у него совсем не кончилось. Ну а как в санчасть он наконец притащился, тут уж сразу ясно стало — одними ушибами он никак не отделался. Пальцы-то на руке попереломанные, да еще порвал он себе что-то, мышцы или сухожилия, не скажу точно. В общем, кости ему кой-как на месте вправили, а вот с сухожилиями незадача вышла. По уму, так надо было его в район везти, в нормальную больницу, может, там чего и смогли сделать. Но где такое видано, чтобы зэка из-за такой ерунды, как пальцы на руке, из зоны выдергивали? Может, был бы Кноль на месте, он распорядился, а тут как раз он в отпуск уехал, ну а без него никто и не стал суетиться. Так что спустя месяц, когда рука у Любавина зажила окончательно, выяснилось, что работать, как прежде, он не может. Пальцы не то гибкость какую потеряли, не то чуткость, а только больше ничего путного из-под них не выходило больше. Так, поделки простенькие мог мастерить, но таких умельцев и без него десятка два наберется. Что тут началось! Директор промки и в больничку бегал, на врача орал, который Любавину пальцы на место ставил, а уж самого Любавина он так чихвостил, что говорят, аж снег с крыши заготовительного цеха сошел. А там крыша плоская, абы с чего с нее снег сходить не станет. В общем, сгоряча припугнул он его тем, что никакого досрочного освобождения Любавину не видать, будет до самого звонка лес валить. Вот с этих самых слов у нас про Маму Любу сказ и начинается.

— А вот полчаса до этого ты нам про кого рассказывал? — удивился Зубарев.

— Про Сережку, — хитро прищурился Колычев, — про Сережку Любавина. Ты ж пойми, милый мой, тот Сережка, какой бы ни был умом плохонькой, да только он и Мама Люба — это два разных человека будут. Я ж вам говорил уже, у него, еще в то время, как он вольным был, подруга имелась. Так вот любил он ту девицу до беспамятства. Считай, все время только о ней и думал. Портрет ее огроменный во всю стену масляными красками намалевал, у себя в каптерке повесил. Я сам-то портрет не видел, фотографию только. Красивая, скажу вам, девица. Такую, да, можно долго помнить. Только вот она, похоже, самого Любавина быстро забыла. Ни разу здесь за все время не появлялась, да и писать она ему тоже не писала. Одно только письмо у него было, еще из изолятора с собой привез. Вот он его каждый божий день перечитывал. И сам себе читал, а если кто к нему за поделкой какой придет, так он еще и ему вслух зачитает. Про то, как милая его ждет не дождется, когда же Сереженька ненаглядный к ней вернется. Вот от этой любви он чуть было без головы и не остался. Тут, чтоб вам понятнее было, объясню малость. В жилой зоне это только кажется, что народу тьма и суета полная. На самом деле все, считай, на виду. Там же нет ничего. Шконки, шленки да баулы со сменными труселями. Укромных мест не шибко много, и администрация про все из них прекрасно знает. А вот промзона — это другой коленкор. Цеха, оборудование всякое, каптерки. Лесовозы из тайги прут, кругляк везут, тут же машины с готовой продукцией отгружаются. Вот где суета! Там, даже если штат вдвое больше нынешнего сделать, никак все не проконтролируешь. Вот этим людишки и пользуются. Не только зэки, им-то сам бог велел думать, как режим обойти можно, но ведь и вольнонаемным порой легких денег срубить охота, да и аттестованным, погонникам, значит, среди них тоже всякие умники попадаются. Кто водкой приторговывает, кто телефоны проносит, ну а есть такие, что и наркотой барыжат. Само собой, их вылавливают по мере сил, но некоторые ухитряются долго продержаться. Вот Сережа Любавин один такой канал и сдал с потрохами. Мало того что двух сотрудников прихватили, так еще из блатных кое-кто на новый срок раскрутился. Оно ведь как вышло, после того как Нефедов, директор промзоны, пригрозил Любавину, что тот до конца срока вкалывать будет, Сережа совсем умом тронулся. Кто видел, говорят, чудная картина была — ходит по промзоне огроменный мужик, немытый, нечесаный и ревет белугой. А тут как на зону новый опер пришел, молоденький еще совсем. Вы его видели уже — Женька Ревенко.

— Так он вроде как безопасник, — перебил участкового Кольт.

— Теперича безопасник, а тогда в операх ходил, — с усмешкой отозвался Колычев. — Ты сюда слушай да помалкивай, быстрее все и узнаешь. Ревенко, как здесь появился, землю носом рыть сразу и начал, уж больно ему себя проявить охота было. Он смекнул, что Любавин на что угодно пойдет, лишь бы опять шанс на досрочное освобождение получить. Понятно, что оно и так бы от него никуда не делось, да уж слишком его Нефедов застращал сильно, поверил мужик, что все семнадцать ему отсиживать и придется. Тут, конечно, сразу вопрос появляется: чего такого интересного дурак, который весь день деревяшки режет, рассказать может. Оказалось, может, причем такой интерес нарисовался, что никто и представить себе не мог. Я ж вам сказал уже, через промку на зону много чего занести можно, наркоту в том числе. В основном, конечно, коноплю тащат. Гашиш или травку. Гашиш, само собой, удобнее, он покомпактнее будет, да и по деньгам выгодней получается. Только ведь для настоящего нарика гашиш — это так, баловство, то же самое, что если алкашу вместо стакана водки двести грамм пива хлебнуть. Вроде и глотнул чего-то, а жажда-то никуда не делась. Таким по-любому героин нужен, ну или метадон, с него приход, считай, такой же и будет. Ну вот пара умников схему и наладили, как наркоту в промзону доставлять. Один из водителей был в деле, старший досмотровой группы и офицер-безопасник. Переварили они трубу выхлопную на КАМАЗе, глушитель расширили, как раз там место для капсулы появилось, как вставишь ее в тайник, так незнающему человеку увидеть никак невозможно, да и собака ничего не чует, там одним только выхлопом дизельным воняет. К тому же у нас тут не таможня все же, собаки больше на человека натасканы, чтоб учуять его, если где прячется, ну задержать, коли такая нужда будет. На моей памяти, правда, ни разу не было. Так вот, машину ставят под погрузку. Песня эта долгая, порой грузят сразу несколько машин разом. За это время старший группы, тот, который досмотр вести должен, капсулу забирает и отдает ее безопаснику. Тот, само собой, сам наркотой непосредственно не торгует. У него есть человек из зэков, который у него на большом крючке сидит и даже при самом плохом раскладе рта не откроет, потому как лишний срок на себя вешать не хочет. Этот человек в зоне в приличном авторитете, потому сам барыжить тоже не может, не по понятиям. Но это уже не проблема, барыжка в зоне всегда найдется, а уж через кого он товар получает, никто никогда не спросит.