Книга Расплата - Ирса Сигурдардоттир

Она рассеянно кивнула – ей не терпелось увидеть женщину.

Гвюдмюндюр открыл дверь, предложил Фрейе войти, но сам за ней не последовал, а отправился, по всей видимости, звонить Орри, мужу Дагмар.

Тесное, без окон, помещение не баловало роскошной обстановкой. Две софы смотрели одна на другую через кофейный столик, на котором покоилась стопка растрепанных глянцевых журналов, у верхнего из которых недоставало обложки. На столе в углу свился клубок компьютерных проводов, выглядевших так, словно о них все забыли. На софе слева сидела, закрыв лицо руками, женщина. Похоже, она даже не заметила, что в комнату кто-то вошел.

Подойдя поближе, Фрейя села на софу напротив и негромко откашлялась.

– Здравствуйте. Вы – Дагмар?

Женщина подняла голову, и на ее распухшем от слез, с покрасневшими глазами лице отразилось удивление.

– Кто вы?

– Меня зовут Фрейя. Я знакома с делом вашей дочери, и меня попросили поговорить с вами.

– С делом моей дочери? – Дагмар сердито прищурилась. – С делом моей дочери? Вы шутите? У моей дочери не было никакого дела.

– Извините. Я неудачно выразилась.

Фрейя молчала, дожидаясь, пока женщина успокоится и ее злость сойдет на нет. Теперь Дагмар рассеянно смотрела в пространство, словно не понимала, где находится. Это выражение рассеянного удивления ненадолго преобразило ее лицо, словно явив его омоложенную копию: глубокие морщины на переносице разгладились, припухлые глаза расширились, приоткрытый рот напомнил об отнятой давно невинности.

– Так кто вы, Фрейя? Почему не в форме? – Дагмар снова нахмурилась, ее верхняя губа дрогнула в недоброй усмешке, и на лице снова проступил ее настоящий возраст.

– Я работаю в Доме ребенка, но иногда помогаю полиции в делах, связанных с детьми.

– Неужели? – Презрительно фыркнув, Дагмар закатила глаза, словно спрашивая высшие силы, о чем они только думают, загружая ее этой чушью. – Отлично. Так вы социолог? Собираетесь написать статью о том, что происходит с людьми, которые теряют детей?

– Я – психолог и никаких статей писать не собираюсь. – Так оно и было, хотя Комитет защиты детей часто обращался к их сотрудникам с просьбой представить материалы для конференций и статьи в академические журналы. – Я здесь лишь для того, чтобы дать вам возможность облегчить душу. Полагаю, вы пришли сюда не без причины, но не смогли подать себя так, чтобы вас услышали. Хотя, может быть, вам просто хотелось дать выход гневу… В конце концов, это место ничем не хуже любого другого. Уж лучше принести свою злость сюда, чем излить ее, например, на мужа.

– Мужа? Я не замужем.

Значит, никакого толку от звонка Гвюдмюндюра Орри ждать не стоит. В ближайшее время за Дагмар никто не приедет. Вспоминая иногда о родителях Ваки, Фрейя так и не удосужилась узнать, что случилось с ними после смерти дочери. В том, что они расстались, не было ничего удивительного. Уровень разводов среди родителей, перенесших такого рода травму, был существенно выше среднего по стране, особенно если они потеряли единственного ребенка.

– Вряд ли это поможет, но я тоже не замужем и знаю, что переносить одиночество нелегко, особенно когда все не складывается, а поплакаться некому.

– Ради бога, не надо этой сентиментальной чепухи. Мы с вами не подруги.

Резкие слова не смутили Фрейю. Дагмар была не первой, кто реагировал таким вот образом. Родители детей, попадавших в Дом ребенка, редко контролировали себя и часто не стеснялись в выражениях. Люди ранимые, с тонкой кожей долго в психологах не задерживались.

– Конечно, нет. Так, может быть, расскажете, зачем вы здесь?

Дагмар выпрямилась, разгладила лацканы пальто и складки на штанинах брюк. Жалкая попытка вернуть гордость, ничем не отличимая от тех методов, которыми пользовались Фрейя и Бальдур, когда были моложе. Возможно, она уже сожалела о своем поведении в приемной.

– Я пришла сюда, чтобы сказать полицейским, что думаю о них. Но когда начала, вспомнила, что мне отвратительна вся система правосудия, в том числе и такие люди, как вы, которые живут с иллюзией, будто могут склеить то, что разбито вдребезги.

– Я не собираюсь давать советы, хотя вам не помешало бы обратиться за помощью. Есть методы, помогающие справиться со скорбью, которые могли бы сработать и в вашем случае. Скорбь не уйдет, как вы понимаете, но переносить ее станет легче. Попробовать терапию никогда не поздно, даже если, как в вашем случае, после потери прошли годы.

– Меня это не интересует. Разве я недостаточно ясно высказалась? Вы спросили, зачем я здесь, и я отвечаю. В системе управления этой страной что-то не так, и я хочу заявить об этом. Кто-то же должен – а иначе эта губительная, неэффективная машина так и будет скрипеть дальше, уверенная, что все довольны… Так вот, довольны не все. Я определенно недовольна.

– Можете дать пример того, что вы имеете в виду?

– Как возможно такое, что человека, изнасиловавшего и убившего ребенка, отпускают из тюрьмы через несколько лет, тогда как семья убитого ребенка приговорена к пожизненным страданиям? Как такое возможно?! – Голос надломился, она снова замолчала, поникла, как лопнувший воздушный шарик.

– Согласна, это несправедливо. Но такова уж наша система правосудия, и нам остается только надеяться, что она все же служит обществу на каком-то уровне. Если давать людям пожизненный приговор и не оставлять шанса повернуть жизнь в правильное русло, то есть риск, что, будучи загнанными в угол, они совершат еще более тяжелые преступления. Убийцы могут начать устранять свидетелей, потому что им уже все равно, потому что они в любом случае проведут оставшуюся жизнь в тюрьме. Может быть, эти аргументы звучат не очень убедительно, но идеальной системы наказаний не существует.

Дагмар слушала, не прерывая и не закатывая глаза. Слушала внимательно, опустив голову.

– Мне надо идти. Не знаю, о чем я думала…

Прежде чем она успела подняться, Фрейя ухватилась за представившийся шанс. Не признаваться же Хюльдару, что она так и не вытянула ничего интересного, а только впустую потратила время, обсуждая достоинства и недостатки системы правосудия Исландии.

– После убийства вашей дочери прошло двенадцать лет. За это время вы приходили сюда по той же самой причине? Если нет, что подтолкнуло вас прийти сегодня?

– Я увидела его. Этого мерзавца. Он ходит по тем же, что и я, улицам, дышит одним со мной воздухом… – Дагмар не договорила и покачала головой. Потом продолжила: – Он выглядел таким… довольным. Как будто те годы в тюрьме ничего для него не значили. Еще до развода мой бывший муж говорил, что я сутулюсь. Я могла бы сказать то же самое и о нем, но не стала. Знаю, я и сейчас так хожу. И он тоже.

Фрейя молчала смотрела на нее. Плечи у Дагмар дрогнули, на серые брюки упали слезинки. Какое-то время обе женщины молчали, потом Фрейя мягко спросила:

– Где вы его видели?