Книга Тайны Далечья - Марина Юрина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Анструмент, что ли, нужон какой?! – пробасил за спиной провожатый и так смачно на пол харкнул, что Чику стало не по себе.
– Нет, не нужен, весь инструмент при мне, – качнув головою, ответил вор и для пущей убедительности показал парню извлеченный из-под подкладки гнутый с обеих сторон гвоздь. – Ты ступай, я кликну, когда окончу.
– А мне тя одного оставлять не велено, такая вот петруха! – пробасил снова Карб и зачем-то подбоченился.
– Не велено, так стой! – пожал плечами взломщик. – Только с проходу отойди, свет загораживаешь!
Парень перечить не стал, сразу послушался и, в сторонку отойдя, о стенку каменную облокотился. Не любил Чик работать, когда за спиной соглядатай стоит, да делать нечего… Не резон вору артачиться и гонор выказывать, тем более что он рассчитывал быстро замок древний вскрыть да в обратный путь, не мешкая, отправиться.
Вот тут как раз промашка и вышла! Механизм у замка оказался сложным-пресложным. Провозился Чик более часа, много гвоздиков да булавочек в щелочку узкую позапихивал, пока не подобрал нужное сочетание, в нужную сторону отмычки не повернул и в конце щелчок не услышал. А как раздался звук заветный, тут же пронесся по округе протяжный волчий вой… не один зверь голосил, а целая стая. Страшно парню стало, давненько он гласа лесных хищников не слыхивал, тем более днем, когда светило небесное еще даже в зенит не встало.
– Не робей, паря! То не волки, а детвора соседская озорничает… сорванцы растут, – усмехнулся Карб и ободряюще похлопал Чика по плечу, но как-то неубедительно, будто сторож сам волков побаивался.
– Ну, вот и все, осталось лишь открыть! – не медля, парень взялся за крышку, но тут же ладонь и отдернул.
– Не смей! Не трогай, щучий сын! – оглушил его раздавшийся над самым ухом крик.
Было в том крике что-то дикое, неистовое, да и последовавший за ним тычок уважительным обращением никак не назовешь. Неизвестно, когда и откуда появившийся в подвале хозяин дома собственноручно отпихнул взломщика, осмелившегося до ценной вещи дотронуться, и, как дитя любимого, обнял дряхлый сундук, прижался к нему нежно щекой, а затем и всем грузным телом.
– Ну, что ты стоишь, дармоед?! Воришка работу сделал, так гони его взашей! – не переставая ласкать руками гнилую древесину, приказал мужик.
Тут же сильные ручищи Карба впились в плечи парня, подняли его на ноги и потащили к выходу, а тем временем, нагладившись вдоволь «наследство», хозяин осторожненько приподнял крышку, из-под которой в подвал проникло бледное, слегка голубоватое свечение…
– Эй, господин хороший, уговор не таков был! – возмутился Чик, вцепившись в дверь обеими руками и упираясь всем телом. – Я сундук открыл, не повредив замка, да и крышки даже не поцарапав, а где же награда обещанная?!
– На! – не повернув головы, проворчал хозяин и бросил под ноги парня вместо оговоренного золотого горсть медяков. – Остальное за дерзость языка и дорогу вычтено!
Набрал было Чик в грудь побольше воздуха, чтоб возмущение свое гневной тирадой на голову скупердяя вылить, да только Карб, не желая, чтоб слух хозяина гнусными ругательствами осквернен был, больно ударил воришку коленом под дых, а затем, долбанув кулачищем по голове, схватил обмякшее тело за ногу да и потащил, как мешок, к выходу.
* * *
Тяжко просыпаться после побоев: глаза света бела боятся, тело ноет, дышать больно, а голова, мало того что жутко гудит, так еще многого и не помнит.
Очнулся Чик на опушке, в сугробе возле дороги. Сколько ни силился, так и не вспомнил, как за околицу деревенскую вышел, как до леса добрался. Тьма, непроглядная тьма окутала все, что сталось с ним после того, как Карб, детинушка на побегушках у злодея-крестьянина, его в подвале отходил да потом волоком из дома богатого вытащил.
Знал Чик точно, что сам до леса добраться не смог бы, но вот обидчик ли его досюда уволок или кто еще поспособствовал, так и осталось для парня загадкой. Можно было, конечно, в деревеньку вернуться и расспросить, да только не хотелось воришке, кулаком ученному, урок тот жестокий да болезненный повторять.
Кряхтя, поднялся парень на ноги, от снега отряхнулся, проверил – гроши на месте, что ему обманщик жадный, как милостыню, бросил, – да и, сплюнув три раза в сторону околицы негостеприимной деревни, в город направился. Вечерело уже, нужно было побитому страннику до корчмы какой или трактира придорожного доковылять, пока мгла ночная все не покрыла. Редко баре да купцы зажиточные зимою той дорогой в город ездили, а значит, трактирщики-шельмы, как только стемнеет, хозяйства свои запирали, и сколько бы путники запоздалые на постой ни просились, ответом им был лишь отказ суровый.
Изо всех сил ковылял Чик, до закрытия ближайшего постоя поспеть пытаясь, да только куда ему, побитому да хромому? Настигла его ночь еще до того, как впереди на дороге дымок заветный, печной, показался, а лес, до этого молчаливый и мертвый, вдруг оживать начал. Сначала подул стылый ветер, и ветки еловые, одежу из снега скинув, задрожали, задвигались, в жуткой пляске зашлись. Затем охотницы ночные – совы зловеще загугукали, а напоследок, отчего парню совсем жутко стало, волки протяжно завыли, и вой тот все громче и громче становился, к нему приближался.
Понял парень, что дело плохо. Учуяло его зверье лесное и обрадовалось сытному ужину. Он бы и сам не прочь перекусить, но вот добычей волков стать не хотелось. Еще быстрее захромал парень, превозмогая боль, бегом почти пустился, да только куда ему, подранку, от хищников уйти? Волки, они не только нюхом завидным славятся да белизной клыков, они твари выносливые и за день, особливо зимой, в поисках сытного мяса несколько десятков верст пробегают.
Спиной почувствовал парень, что конец близок, что не один он уже по дороге бежит; оглянулся через плечо и увидел три волчьих загривка. А как только голову обратно повернул, еще страшнее стало, сердце, до этого в груди чуть ли не разрывавшееся, вдруг стало и замерло. Пятеро волков спереди из леса выскочили да ему наперерез пустились. Взяла стая добычу в кольцо, да только настигнув, разом не набросилась. Стояли волки, шерсть на загривках вздыбив и грозно рыча, но сколько зубищами острыми ни щелкали да лапами сильными снег ни скребли, добычу не трогали, будто для вожака, еще из леса не показавшегося, ее стерегли.
Не помнил Чик, сколько вот так неподвижно простоял, смерти поджидая, – может час долгий, а Может, всего пару секунд. Текло в тот миг время совсем по-иному, оно то застывало на месте, то, очертя голову, неслось, несчастного с толку сбивая. Но вот наконец-то муки ожидания кончились: появился из-за деревьев вожак, но только не зверем он был, а человеком, плечистым, бородатым мужиком, лет сорока, страха перед стужей не знавшим, поскольку, кроме простой холщовой рубахи да рваных штанов, на жителе лесном ничегошеньки не было, даже лаптей плетеных по морозу босяк не носил.
– На славу стая моя потрудилась, а теперь ей и восвояси пора! – нараспев произнес мужик, будто чернокнижное заклинание прочитал, и трижды в ладоши хлопнул.